В этот день, 25 (13 по ст. ст.) июля 1826 года, в кронверке Петропавловской крепости в Санкт-Петербурге состоялась казнь (по некоторым версиям – её инсценировка) пяти видных декабристов. Среди повешенных оказались и те, с кем автор «Горя от ума» встречался на Юге.
К лицам, составлявшим окружение литератора накануне восстания декабристов, советская наука всегда проявляла особое внимание. Ведь Грибоедов не просто служил в штабе Алексея Петровича Ермолова – боевого генерала, армию которого заговорщики хотели привлечь к участию в мятеже. Он пользовался доверием этого легендарного полководца (будто бы готового принять сторону бунтовщиков), а потому считался его представителем в контактах с революционным подпольем.
Неслучайным казалось исследователям и киевское свидание Грибоедова с такими известными заговорщиками, как М. П. Бестужев-Рюмин, А. З. Муравьев, С. И. Муравьев-Апостол и С. П. Трубецкой. Первый в своих показаниях Следственному комитету заявлял, будто встретил Грибоедова «только два раза у Трубецкого». Второй утверждал, что «приехал к Бестужеву-Рюмину с намерением познакомить его, Грибоедова, с Сергеем Муравьевым, как с человеком умным, зная, что Грибоедов предполагал остаться в Киеве». Муравьев-Апостол подчеркивал, что нашел драматурга у А. З. Муравьева, «ибо он, Грибоедов, стоял с Муравьевым в одном трактире и заходил к нему». Что же касается самого литератора, то на допросе он показывал, что «Муравьевых и Бестужева-Рюмина видел мельком». Причем с Артамоном Захарьевичем Муравьевым действительно встречался в одном трактире, куда тот якобы «приехал на встречу к жене», а Сергея Ивановича Муравьева-Апостола «видел у Трубецкого».
По поводу тех вопросов, которые обсуждались на этих встречах, А. З. Муравьев показывал, что характер бесед именитого писателя с М. П. Бестужевым-Рюминым и С. И. Муравьевым-Апостолом «был общий, не касающийся до Общества». Вместе с тем, князь Трубецкой заявлял, что и Бестужев-Рюмин, и один из Муравьевых «имели намерение открыть Грибоедову существование их общества и принять его, но отложили оное, потому что не нашли в нем того образа мыслей, какого желали». А на вопрос следствия о том, почему с приездом драматурга в Киев туда был спешно вызван Муравьев-Апостол, подпоручик Бестужев-Рюмин сначала отвечал: «Дабы он видел Артамона и приятеля его Грибоедова, кои не могли остаться долго в Киеве». И далее признавался: «Он его опробовал».
«Грибоедов не был принят в члены Общества нашего», – утверждал Муравьев-Апостол. В свою очередь сам драматург о разговорах с последним вспоминал: «…Все это было в присутствии дам, и мы, можно сказать, расстались едва знакомыми». Относительно же киевских встреч с будущими декабристами он писал: «…Разговоров не только вредных правительству, но в которых требуется хотя несколько доверенности, я с ними не имел, потому что, не успев еще порядочно познакомиться, я не простясь уехал». И еще: «Обстоятельство, что за одним из них был послан нарочный, для меня вовсе неизвестно». 22 (10) июня 1825 года, находясь в Киеве, Грибоедов сообщал одному из своих товарищей: «…В Любаре семейство Муравьевых устраивает мне самый приятный прием». Как видно, накануне вооруженного мятежа писатель не стесняется знакомства с одними из самых деятельных заговорщиков и не боится упоминать их имена в личной переписке – в то время как сами революционеры, наоборот, тщательно следили за соблюдением конспирации именно в эту пору.
Киевскому письму Грибоедова к Одоевскому советские исследователи всегда придавали особую важность. Именно здесь, по их мнению, литератор недвусмысленно указывал на свою причастность к антиправительственному заговору, когда писал: «Меня приглашают неотступно в Бердичев на ярмарку, которая начнется послезавтра, там хотят познакомить с Ржевуцким». Известно, что Хенрик Ржевуцкий неизменно сопровождал Адама Мицкевича во время его странствий по Югу, а по мнению Л. Н. Гомолицкого, активно поддержанному в отечественной науке, и вовсе был агентом польских революционеров, тайно сотрудничавших с русскими декабристами. Между тем приведенные слова из письма Грибоедова за 22 (10) июня 1825 года не следует понимать так однозначно, как это делается по сложившейся традиции. Единственное, что можно увидеть в них – это намерение киевских мятежников отправить гостя в Бердичев, но никак не стремление последнего откликнуться на их предложение. К тому же пока не совсем ясно, с кем именно представители Южного общества хотели познакомить именитого создателя «Горя от ума». Авторитетный полонист С. С. Ланда полагал, что в письме к В. Ф. Одоевскому будущий классик назвал не малоизвестного друга и спутника Адама Мицкевича, а крайне популярного в то время публициста, востоковеда и путешественника Вацлава Ржевуцкого, в силу своей творческой деятельности, несомненно, вызывавшего большой интерес у писателя-дипломата.
Итак, судя по материалам следственного дела, Грибоедов вовсе не сторонился представителей тайных организаций в Киеве. Однако же это не значит, что он намеренно искал встреч с ними для участия в беседах на темы, связанные с подготовкой мятежа. И вот почему.
«Ты уже, верно, из газет знаешь, что Столыпин, с которым я в путь собирался, умер», – заявлял Грибоедов в письме к одному из своих товарищей 30 (18) мая 1825 года. Здесь автор подразумевал Аркадия Алексеевича Столыпина, который, наряду с такими деятелями александровской эпохи, как М. М. Сперанский и Н. С. Мордвинов, был представителем так называемой дворянской оппозиции старшего поколения и пользовался большим авторитетом среди декабристов. Учитывая данное обстоятельство, нельзя исключать того, что интерес киевских революционеров Грибоедов привлек не только как лицо, приближенное к генералу Ермолову. Литератор, возможно, обратил на себя внимание будущих мятежников и как спутник А. А. Столыпина, чей визит в Полуденный край действительно мог быть как-то связан с их замыслами. А это значит, что встреч с представителями Южного тайного общества драматург, по всей вероятности, не планировал, однако же, не придавая им серьезного значения, и не избегал (во всяком случае поначалу).
Литература:
Минчик С. С. Грибоедов и Крым. Симферополь, 2011. С. 27–30.
 |
| Киевская встреча А. С. Грибоедова с декабристами (иллюстрация из книги Н. А. Попова "Путник"). |
Неслучайным казалось исследователям и киевское свидание Грибоедова с такими известными заговорщиками, как М. П. Бестужев-Рюмин, А. З. Муравьев, С. И. Муравьев-Апостол и С. П. Трубецкой. Первый в своих показаниях Следственному комитету заявлял, будто встретил Грибоедова «только два раза у Трубецкого». Второй утверждал, что «приехал к Бестужеву-Рюмину с намерением познакомить его, Грибоедова, с Сергеем Муравьевым, как с человеком умным, зная, что Грибоедов предполагал остаться в Киеве». Муравьев-Апостол подчеркивал, что нашел драматурга у А. З. Муравьева, «ибо он, Грибоедов, стоял с Муравьевым в одном трактире и заходил к нему». Что же касается самого литератора, то на допросе он показывал, что «Муравьевых и Бестужева-Рюмина видел мельком». Причем с Артамоном Захарьевичем Муравьевым действительно встречался в одном трактире, куда тот якобы «приехал на встречу к жене», а Сергея Ивановича Муравьева-Апостола «видел у Трубецкого».
По поводу тех вопросов, которые обсуждались на этих встречах, А. З. Муравьев показывал, что характер бесед именитого писателя с М. П. Бестужевым-Рюминым и С. И. Муравьевым-Апостолом «был общий, не касающийся до Общества». Вместе с тем, князь Трубецкой заявлял, что и Бестужев-Рюмин, и один из Муравьевых «имели намерение открыть Грибоедову существование их общества и принять его, но отложили оное, потому что не нашли в нем того образа мыслей, какого желали». А на вопрос следствия о том, почему с приездом драматурга в Киев туда был спешно вызван Муравьев-Апостол, подпоручик Бестужев-Рюмин сначала отвечал: «Дабы он видел Артамона и приятеля его Грибоедова, кои не могли остаться долго в Киеве». И далее признавался: «Он его опробовал».
«Грибоедов не был принят в члены Общества нашего», – утверждал Муравьев-Апостол. В свою очередь сам драматург о разговорах с последним вспоминал: «…Все это было в присутствии дам, и мы, можно сказать, расстались едва знакомыми». Относительно же киевских встреч с будущими декабристами он писал: «…Разговоров не только вредных правительству, но в которых требуется хотя несколько доверенности, я с ними не имел, потому что, не успев еще порядочно познакомиться, я не простясь уехал». И еще: «Обстоятельство, что за одним из них был послан нарочный, для меня вовсе неизвестно». 22 (10) июня 1825 года, находясь в Киеве, Грибоедов сообщал одному из своих товарищей: «…В Любаре семейство Муравьевых устраивает мне самый приятный прием». Как видно, накануне вооруженного мятежа писатель не стесняется знакомства с одними из самых деятельных заговорщиков и не боится упоминать их имена в личной переписке – в то время как сами революционеры, наоборот, тщательно следили за соблюдением конспирации именно в эту пору.
Киевскому письму Грибоедова к Одоевскому советские исследователи всегда придавали особую важность. Именно здесь, по их мнению, литератор недвусмысленно указывал на свою причастность к антиправительственному заговору, когда писал: «Меня приглашают неотступно в Бердичев на ярмарку, которая начнется послезавтра, там хотят познакомить с Ржевуцким». Известно, что Хенрик Ржевуцкий неизменно сопровождал Адама Мицкевича во время его странствий по Югу, а по мнению Л. Н. Гомолицкого, активно поддержанному в отечественной науке, и вовсе был агентом польских революционеров, тайно сотрудничавших с русскими декабристами. Между тем приведенные слова из письма Грибоедова за 22 (10) июня 1825 года не следует понимать так однозначно, как это делается по сложившейся традиции. Единственное, что можно увидеть в них – это намерение киевских мятежников отправить гостя в Бердичев, но никак не стремление последнего откликнуться на их предложение. К тому же пока не совсем ясно, с кем именно представители Южного общества хотели познакомить именитого создателя «Горя от ума». Авторитетный полонист С. С. Ланда полагал, что в письме к В. Ф. Одоевскому будущий классик назвал не малоизвестного друга и спутника Адама Мицкевича, а крайне популярного в то время публициста, востоковеда и путешественника Вацлава Ржевуцкого, в силу своей творческой деятельности, несомненно, вызывавшего большой интерес у писателя-дипломата.
Итак, судя по материалам следственного дела, Грибоедов вовсе не сторонился представителей тайных организаций в Киеве. Однако же это не значит, что он намеренно искал встреч с ними для участия в беседах на темы, связанные с подготовкой мятежа. И вот почему.
«Ты уже, верно, из газет знаешь, что Столыпин, с которым я в путь собирался, умер», – заявлял Грибоедов в письме к одному из своих товарищей 30 (18) мая 1825 года. Здесь автор подразумевал Аркадия Алексеевича Столыпина, который, наряду с такими деятелями александровской эпохи, как М. М. Сперанский и Н. С. Мордвинов, был представителем так называемой дворянской оппозиции старшего поколения и пользовался большим авторитетом среди декабристов. Учитывая данное обстоятельство, нельзя исключать того, что интерес киевских революционеров Грибоедов привлек не только как лицо, приближенное к генералу Ермолову. Литератор, возможно, обратил на себя внимание будущих мятежников и как спутник А. А. Столыпина, чей визит в Полуденный край действительно мог быть как-то связан с их замыслами. А это значит, что встреч с представителями Южного тайного общества драматург, по всей вероятности, не планировал, однако же, не придавая им серьезного значения, и не избегал (во всяком случае поначалу).
Литература:
Минчик С. С. Грибоедов и Крым. Симферополь, 2011. С. 27–30.
Комментариев нет:
Отправить комментарий