Крым в творчестве Грибоедова-драматурга.

19 мая умер Владимир Мономах (1053–1125) – князь, полководец, автор литературных сочинений и мыслитель.

Владимир Мономах
(из книги "Великая Россия").

По восшествии на Великий престол Владимир Всеволодович много сделал для объединения Древней Руси. Неслучайно годы царствования Мономаха считаются периодом ее последнего усиления как единого государства.

Союз древнерусских княжеств укреплялся Владимиром II в военно-политических целях – для борьбы с половцами. Эта страница истории отразилась в творческих опытах А. С. Грибоедова периода его жизни на Юге.

О том, что Грибоедову принадлежал замысел трагедии, как-то связанной с русско-половецкими войнами, вспоминал один из его современников. А. Н. Муравьев был уверен, что, находясь в Крыму, лично слышал рассказ драматурга о сюжете этого произведения. «… Помню лишь сцену между половцами, позабыл ее название», – писал мемуарист. Видимо, здесь Муравьев подразумевал отрывок, известный как «Диалог половецких мужей» (либо «Серчак и Итляр» – по именам действующих лиц).

Данная сцена была впервые опубликована в журнале «Русское слово» через тридцать лет после гибели Грибоедова. Ее связь с впечатлениями автора от поездки на Юг заметили ещё составители первого академического издания ПССГ (1911–1917 гг.).

В науке преобладает мнение, что Грибоедов был создателем двух сочинений на древнерусскую тематику: о Крещении Руси и о татаро-монгольском иге. К тексту последнего ряд исследователей и относит сцену «Диалог …» – исходя из того, что половцы участвовали в борьбе русских князей с ордынцами.

Другие ученые настаивают на прямо противоположном. По их мнению, целесообразнее говорить о существовании замысла отдельной трагедии Грибое­дова, которая была посвящена домонгольскому периоду жизни русских и половцев.

Установлено, что в «Диалоге…» автор использовал «половецкие имена, принадлежавшие реальным историческим лицам» (ПССГ). Так, Сърджан упомянут в Галицко-волынской летописи в связи с описанием Кавказского похода Владимира II. По легенде последний будто бы «испил золотым шоломом (воду из) Дона, занявши всю их землю и прогнавши проклятых» (ГВЛ). Любопытно, как именно упоминается в средневековых источниках и князь Итлар. Если верить летописи, он пал жертвой заговора, одним из участ­ников которого считается все тот же Мономах.

Сказанное позволяет не только связывать «Диалог …» с героической «борьбой русских и половцев» (ПССГ) в целом. Приведенных фактов вполне достаточно и для более решительного вывода: Грибоедов разрабатывал замыслы не двух, а трех сочинений на древнерусскую тематику. И одно из них было посвящено эпохе Великого князя Владимира Мономаха.

Нет сомнений, что эти трагедии посвящались одним из важнейших страниц отечественной истории. Первая была связана с утверждением духовности и государственности у славян (при Владимире I), вторая – с утратой Русью территориальной целостности в пору половецких набегов (при Владимире II), третья – с татаро-монгольским нашествием. Поскольку же обозначенные периоды следовали один за другим, строгий порядок художественной и структурной организации могли приобрести и трагедии Грибоедова. В этом случае автор должен был задумывать их не просто в совокупности, а именно в системе – по существу объединяя в некий триптих о средневековом прошлом Руси.


Литература:
Минчик С. С. Грибоедов и Крым. Симферополь, 2011. С. 125–128.

А. С. Грибоедов и Хенрик Ржевуский на Юге.

В этот день родился Хенрик (Генрих) Ржевуский (1791–1866) – польский литератор и журналист, граф, общественный деятель.

Хенрик Ржевуский

(из книги "Henryk Rzewuski: Życie i poglądy").

До восстания в Польше 1830–1831 годов Ржевуский тесно общался со многими вольнодумцами. Одним из тех, кто считал его своим товарищем, был и поэт-революционер Адам Мицкевич. С последним граф сблизился в Одессе, куда ссыльный поляк был направлен для определения на службу.

По мнению некоторых ученых, Ржевуский разделял политические взгляды Мицкевича и потому содействовал его участию в заговоре тайных обществ. Конспиративной была и поездка обоих в Артек, где 29 июня 1825 года их вроде бы встретил А. С. Грибоедов.

Версия о контактах Грибоедова с польскими революционерами на Юге занимает особое место в науке. Её поддерживал целый ряд исследователей, заявлявших о причастности автора «Горя от ума» к тайным обществам и навязывавшим ему репутацию деятельного заговорщика

Между тем, факты говорят об обратном: Грибоедов вряд ли поддерживал идеи польских сепаратистов и, видимо, не общался с ними в Крыму. Косвенное подтверждение этому – сведения о лицах, составлявших окружение Мицкевича в 1825 году.

Если накануне Восстания декабристов Ржевуцкий придерживался свободолюбивых взглядов, почему впоследствии он прославился как «циничный пораженец, коллаборационист и предполагаемый агент цар­ского правительства в Варшаве» (Р. О. Якобсон)? Почему Мицкевич писал о нем: «… Ржевуский и ему по­добные в большей мере вероотступники, нежели Михаил Чайковский (Са­дык-паша), принявший мусульманство» (М. С. Живов)? Весьма примечательно, что пан Хенрик сравнивается бывшим товарищем с тем из своих соотечественников, в ком национал-патриоты видели «только ренегата» (РБС). По существу же Мицкевич прямо обвиняет Ржевуского в предательстве – значит, сомневается и в чистосердечности его поведения тогда, когда им будто бы разделялись идеи мятежников.

Ржевуский не был единственным, кто входил в окружение Мицкевична на Юге. В Одессе ссыльный поэт близко общался и с графиней Ка­ролиной Собаньской, супругой местного негоцианта. Считается, что в 1825 году эта женщина была не только любов­ницей генерала Я. О. Витта, преследовавшего заговорщиков, но и его тайной осведомительницей. И если верить более поздним высказываниям графини, во время «службы» на Витта ей все же удалось сделать «важные разоблачения» (М. А. Цявловский).

Интересно, что Каролина Собаньская приходилась старшей сестрой Хенрику Ржевускому. Значит, последний мог сознательно либо несознательно помогать ей в тайной деятельности – где, разумеется, требова­лось содействие только самых надежных людей. Не это ли содействие подразумевал Мицкевич, когда сравнивал бывшего друга с «ренегатом» Чайковским?

Искренность Ржевуского в 1825 году ставил под сомнение и советский полонист С. С. Ланда – в целом не отрицавший того, что на Юге Мицкевич все же мог быть причастен к деятельности заговорщиков. Ученый заявлял, что в отличие от ссыльного поэта, в молодости граф Хенрик «не отличался прогрессивными настроениями», а накануне восстания декабри­стов и вовсе – оказался связанным «с Виттом и со своей сестрой интересами полицей­ского сыска».

Работая на царское правительства, Ржевуский, надо полагать, следил за действиями Мицкевича и сообщал о них все, что становилось ему известно. Значит, и встреча обоих с Грибоедовым 29 июня 1825 года, имей она место в действительности, непременно бы отразилась на ходе следствия по делу о тайных обществах. Этого же, как известно, не произошло – во всяком случае, на допросах Грибоедова его свидание с Мицкевичем в Крыму даже не упоминалось.


Литература:
Минчик С. С. Грибоедов и Крым. – Симферополь, 2011. – С. 42–43 .

Жан-Жак Бартелеми и крымское путешествие А. С. Грибоедова.

В этот день, 30 апреля, умер Жан-Жак Бартелеми (1716–1795) – французский аббат, историк и лингвист, литературный деятель.

Жан-Жак Бартелеми
(из книги "Voyage Du Jeune Anacharsis ...").

Писательская слава пришла к Бартелеми после выхода в свет его книги «Путешествие юного Анахарсиса по Греции ...» в 1788 году. Это сочинение, исполненное пафосом беспримерного свободолюбия, быстро завоевало популярность в Европе и стало ориентиром для целого ряда видных авторов, работавших в жанре «путешествия».

Одним из тех, кто внимательно изучал творчество Ж.-Ж. Бартелеми, был и А. С. Грибоедов. Весной 1826 года он попросит своего друга Ф. В. Булгарина: «Достань у Греча или у кого-нибудь «Атлас к Анахарсису» …».

Примечательно, что книгой французского писателя Грибоедов интересуется вслед за визитом на Юг. Значит, и по истечение почти года после него драматург всё ещё думал о предпринятой поездке и хотел сравнить её с каким-нибудь известным сюжетом о странничестве.

Бартелеми увлекал Грибоедова ещё по одной причине. Накануне поездки в Полуденный край автор «Горя от ума» увидел в литературном «путешествии» наиболее предпочтительный для себя способ творческой самореализации. Этот жанр подходил не только тому образу жизни, который привык вести Грибоедов, постоянно находившийся в дороге «по казенной надобности» (А. А. Лебедев). Он полностью соответствовал его эстетическим воззрениям, предполагавшим соединение принципа свободы творчества «с требованием учености» (Л. А. Степанов). А ведь возможность совмещать два, казалось бы, разнонаправленных и малопохожих призвания – дипломатическое и художественное – несомненно, имела особую важность для Грибоедова, всегда стремившегося к возможному «синтезу в реализации всех своих дарований» (Л. А. Степанов).

Мировой культуре было известно немало опытов подобного – весьма необычного, но результативного – сочетания жизненных ориентиров. И одним из самых удачных примеров «слияния интересов науки, литературы и искусства» с общественной деятельностью была книга «Путешествие юного Анахарсиса по Греции». То есть сочинение, автор которого в разное время занимался как религиозной и археологической, так и литературной практикой.


Литература:
Минчик С. С. Грибоедов и Крым. Симферополь, 2011. С. 171, 182.

Крымские Чтения А. С. Грибоедова в «Русской литературе».

Весной прошлого года крымская земля принимала участников "Первых Международных Грибоедовских чтений в Алуште". Конференция, собравшая ведущих исследователей жизни и творчества автора "Горя от ума", сразу же получила массу откликов в СМИ. Но главная публикация, посвященная этому событию, вышла совсем недавно – на страницах журнала ИРЛИ РАН "Русская литература". Сердечно благодарю её автора, Анатолия Вячеславовича Кошелева, за возможность познакомить Интернет-пользователей с текстом данной статьи.

* * *

ХРОНИКА

А. С. Грибоедов и современность. Первые Международные чтения в Алуште.

Обложка Программы конференции
"А. С. Грибоедов и современность".

Организаторами конференции выступили Таврический государственный университет им. В.И. Вернадского, Институт русской литературы (Пушкинский Дом) РАН, Алуштинский Городской Совет, Государственный архив в Автономной республике Крым и Алуштинский филиал Крымского республиканского учреждения «Центральный музей Тавриды». Значительное содействие в организации конференции оказал Фонд поддержки публичной дипломатии имени А.М. Горчакова.
На пленарном заседании участников конференции приветствовали директор Алуштинского филиала «Центрального музея Тавриды» В.Г. Рудницкая (в здании музея проходили ученые заседания), ректор Таврического национального университета им В.И. Вернадского Н.В. Багров, директор Государственного архива в Автономной республике Крым О.В. Лобов, Алуштинский городской голова С.В. Колот, директор Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН В.Е. Багно, а также Генеральный консул РФ в Симферополе В.В. Андреев, руководитель фонда «Ad Infinitum» Герберт Лемке (Стокгольм, Швеция).
Научная часть конференции открылась докладом С.А. Фомичева (Санкт-Петербург) «Феномен А.С. Грибоедова и современность». Внимание было уделено двум аспектам проблемы. Грибоедов был прежде всего автором «Горя от ума» – произведения, открывшего эпоху Золотого века русской литературы. Вместе с тем, традиционно сама судьба Грибоедова осмыслялась впоследствии под знаком его же формулы: горе от ума. Судьба эта была уникальна уже тем, что – в отличие от всех остальных классиков, которые подвергались гонениям, – после признанного литературного успеха писатель снискал известность уже в качестве государственного деятеля. «Горе от ума» может показаться безнадежно устаревшей по своей публицистической тематике, но как драма русского праведника, в чем-то трагически нелепая, она всегда остается актуальной. Многие годы Грибоедов провел на Востоке; как дипломат он понимал долговременные интересы России в восточной политике неизмеримо глубже, нежели министерство Нессельроде. Обретенная ныне государственность и Азербайджана, и Армении предопределена Туркманчайским миром.
А.Г. Герцен (Симферополь) в докладе «А.С. Грибоедов и крымские древности» отметил высокую точность записей в крымском дневнике драматурга, причем маршруты его экскурсий по Крыму затрагивают наиболее интересные с точки зрения истории места полуострова. Все это делает дневник ценным источником для изучения архитектурно-археологических объектов. В этой связи несомненный интерес имеет первая по времени зарисовка Грибоедова тыльного фасада цитадели Мангупа. На ней отображена пристройка у дворцового здания, служившая тюрьмой, упоминания о которой содержат источники XVI – XVII вв. Кроме того, рисунок позволяет установить наличие бруствера с ружейными бойницами, надстроенного на северо-западной куртине цитадели (не сохранившегося до наших дней). Фиксация автором фразы, услышанной им от местного раввина при посещении Чуфут-Кале, позволяет решить давний историографический спор об истоках версии о хазарах как создателях «пещерных городов». Обычно автором этой версии называют А.С. Фирковича, но из свидетельства А.С. Грибоедова следует, что идея эта уже разрабатывалась ранее.
В докладе В.А. Кошелева (Великий Новгород) «Литературный дебют Грибоедова» была рассмотрена первая публикация драматурга – статья «Письмо из Бреста Литовского к издателю», подписанная полным именем автора. Видимая «нелитературность» этого дебюта обманчива: он реализует в себе алгоритм поведения «гусара» как незаконного, но привлекательного знака русского культурного бытия. Все «Письмо…» построено с учетом этого литературного типа и воплощает идеал бытового «своеволия» и утопическую конструкцию гусарского «жизнестроения». Вероятно, автора не одобрил его начальник генерал А.С. Кологривов, и следующая публикация (статья «О кавалерийских резервах») была написана с целью смягчить то представление, которое сложилось у читателей после знакомства с «Письмом…».
Л.А. Орехова (Симферополь) в докладе «Чатырдаг в крымском путешествии А.С. Грибоедова» отметила, что гора Чатырдаг была известна Грибоедову по описаниям географов ещё до поездки в Крым и, судя по всему, вызывала особый интерес. По указаниям в дневнике Грибоедова автор доклада «прочертила» маршрут драматурга по плато Чатырдага и установила, что Грибоедов побывал там дважды. Первый раз он поднялся по северо-восточному склону 25 июня 1825 года, но из-за плохой погоды не мог увидеть открывающейся с вершины горы панорамы Крымского полуострова; ночь с 25 на 26 июня Грибоедов провел у пастухов на Чатырдаге, однако днём 26 июня из-за густого тумана спустился «до лучшей погоды» по южному склону в Корбек, Алушту. Утром следующего дня (27 июня) Грибоедов повторил подъём на Чатырдаг, успев до ливня увидеть с вершины Эклези-Бурун весь Крым.
На пленарном заседании были заслушаны доклады Фирюзы Мелвилл (Кембридж, Великобритания) «Персидские источники о персидской искупительной миссии 1829 г.», М.В. Строганова (Тверь) «К изучению литературной позиции раннего Грибоедова», Е.О. Ларионовой (Санкт-Петербург) «Крымское путешествие Грибоедова».
Секцию «Грибоедов и Крым» открыло выступление алуштинского краеведа Л.Н. Поповой, представившей свою книгу «Передо мной страна волшебной красоты» (Путешествия по Крыму Мицкевича и Грибоедова), изданной в Алуште в 2004 году.
С.П. Шендрикова (Симферополь) в докладе «"Горе от ума" на крымских подмостках XIX-XXI вв.» рассмотрела местные газетные публикации с сообщениями о постановках комедии в Симферополе (с 1888 г., к этому времени относится первая заметка, по 2010 г.).
А.А. Филиппова (Вязьма) в сообщении "«Охота к перемене мест…» (О создании мультимедийного контента по грибоедовским памятным местам)" познакомила участников с проектом создания виртуальной экспозиции, который осуществляется в музее-заповеднике Грибоедова «Хмелита». При создании контента особое внимание предполагается уделить материалам о грибоедовском микропространстве больших и малых населенных пунктов, земельных владениях родственников драматурга, географии его произведений.
С.А. Шуклина (Симферополь) в докладе «К вопросу о крымских знакомых Грибоедова (Яков де Мезон, Феликс де Серр, Александр Боде) на материале крымских архивов охарактеризовала личности и судьбы французов-эмигрантов, с которыми встречался Грибоедов во время своего путешествия по полуострову в 1825 году.
С.С. Минчик (Симферополь) в докладе «Краеведческий материал в системе актуальных задач современной грибоедовистики» на материале документов из крымских архивов (о покупке крымской деревни Саблы графом А.П. Завадовским, о супругах М. и С. Манто, о семействе помещика А.И. Офрейна, о чиновниках Н.В. Сушкове и В.И. Ярославском), художественно-документальной прозы (воспоминания иностранных путешественников о султане Кадигирее), устных свидетельств (фамильное предание караимского рода Бейм), исследований некоторых регионоведов охарактеризовал научный потенциал краеведческого материала как основы для уточнения, дополнения и переосмысления знаний и представлений о жизнетворчестве Грибоедова.
А.С. Бессараб (Симферополь) в докладе «Имение Саблы в описании А.С. Грибоедова и И.П. Бороздны» предприняла попытку на материале крымских архивных источников и литературных произведений («Поэтических очерков Украины, Одессы и Крыма» И.П. Бороздны, крымских заметок Грибоедова) охарактеризовать культурное пространство имения Саблы. Находки исследователя были озвучены также на экскурсии в Саблы. Во время посещения имения Грибоедовым его хозяином был А.П. Завадовский, но Грибоедов пишет о бывшем хозяине Саблов, А.М. Бороздине. По всей видимости, Грибоедов побывал там именно по его приглашению: после продажи имения Бороздин жил в Саблах, и благодаря ему татарская деревушка превратилась в процветающее имение.
В.Н. Гуркович (Симферополь) в докладе «Образ русского патриота А.С. Грибоедова в профашистской газете «Голос Крыма» (8 февраля 1942 г.)» познакомил участников со статьей о драматурге, помещенной в газете, которая издавалась немецкими захватчиками во время оккупации Крыма. Исследователь отметил характерный нейтрально-позитивный характер публикации об одном из деятелей русской культуры.
Секцию «Современные проблемы изучения биографии и творчества А.С. Грибоедова» открыл доклад Н.А. Тарховой (Москва) «К проблеме изучения биографии Грибоедова». Исследователь отметила, что жизнь драматурга мало документирована и, в значительной части (особенно в первой ее половине), легендарна. Даже появление новых биографических материалов не снимает накопившихся вопросов и противоречий. Разрешение их упирается в проблему возраста. Сосуществующие в биографии писателя и последовательно названные им самим две даты рождения – 1794 (1795) и 1790 годы – знаменуют некую черту, разделяющую две разных жизни. В докладе сделана попытка проанализировать все (очень немногие!) документы о детстве и юности Грибоедова применительно к обеим датам его рождения. В результате, вывод о том, что Грибоедов родился в 1790 году, оказывается предпочтительнее, и проблема «иной» биографии писателя.
Анджела Бринтлингер (Коламбус, США) в докладе «Все из «Горя от ума»: Грибоедов в «Очерках русских нравов» Булгарина» показала, что дружба двух писателей была основана на выгоде: Грибоедов рассчитывал на помощь Булгарина, а последний «взял плату» в виде многочисленных цитат и упоминаний о Грибоедове в своих работах, тем самым не только прочно связывая свое имя с именем автора великой комедии, но и помогая распространению «Горя от ума» в русской культуре.
М.Г. Альтшуллер (Питтсбург, США) в докладе «Грибоедов и традиции «Беседы любителей русского слова» отметил, что в своих важнейших произведениях Грибоедов как «младоархаист» разделяет многие существенные взгляды «Беседы». Это и осмеяние трагедии Озерова «Дмитрий Донской», и неприятие литературных взглядов «Арзамаса», и интерес к фольклору, и горькие сетования на культурную пропасть между народом и дворянами («поврежденный класс полуевропейцев»). Но «беседчики» были утопистами и считали возможным объединение всех слоев русского общества на национальной основе. Грибоедов возможностей таких гармонических отношений между различными стратами русского общества не видел.
Н.Л. Дмитриева (Санкт-Петербург) в докладе «Французские письма и бумаги Грибоедова: К вопросу о французско-русском двуязычии в России первой трети XIX в.» рассмотрела написанные по-французски письма и записи Грибоедова в общем контексте двуязычия и диглоссии, равно бытовавшими в образованном дворянском обществе первой трети XIX в. Пристального внимания заслуживает сделанная по-французски с неожиданно грубыми ошибками надпись на подаренном Грибоедовым жене чернильном приборе. Ошибки, возможно, сделанные намеренно, могут нести в себе скрытый смысл, понятный только посвященным. Атмосфера двуязычия предоставляла возможности игрового действия.
Сообщение О.И. Федотова (Москва) «Из наблюдений над метрическими и ритмическими предпочтениями в лирике Грибоедова» было посвящено грибоедовскому вольному ямбу, функционирующему за пределами гениальной комедии. Он составляет львиную долю всего ямбического и в целом метрического репертуара поэта. Его амплуа у Грибоедова-архаиста унаследовало традиции отечественной поэзии XVIII века, когда он культивировался амбивалентно в жанрах высокого и низкого стиля и только готовился разделиться на две антагонистические струи: демократически-басенную и аристократически-элегическую.
В докладе Д.Б. Терешкиной (Великий Новгород) «Где, укажите нам, отечества отцы»: Отцы и отчество в "Горе от ума"» рассматривался именник комедии «Горе от ума» с точки зрения отражения в нем минейной традиции - соотношения собственных имен и отчеств комедии с житиями тезоименитых героям святых. Конфликт «века нынешнего» и «века минувшего» может быть сведен, в контексте родовых (социальных) отношений, к противопоставлению детей и отцов, которые, кроме отчества, должны быть включены и в семиосферу Отечества, становясь, таким образом, примером для детей, лучшие представители которых хотят видеть в наставниках прежде всего «отцов Отечества». Интертекст Священного Предания, таким образом включенный в понимание комедии, соединяет пучок смыслов и идей «Горя от ума», ранее рассматривавшихся раздельно.
Л.А. Тимофеева (Санкт-Петербург) в докладе «Грибоедовские очки» проследила историю одного музейного экспоната Литературного музея Пушкинского Дома. В 1919 г. туда поступили очки в серебряной оправе, принадлежавшие Грибоедову. О мемориальности этой вещи свидетельствует сопроводительная записка, в которой указано, что ими владел друг А.С. Грибоедова - С.Н. Бегичев. Они могли принадлежать Грибоедову, поскольку похожи на те, что изображены на прижизненных портретах. Их оптические показатели свидетельствуют о том, что владелец был близоруким человеком.
В докладе А.В. Кошелева (Великий Новгород) «К изучению <«Заметок при чтении книг»> Грибоедова» были рассмотрены материалы «Черновой тетради», которые в последнем Полном собрании сочинений Грибоедова выделены в раздел «Отдельные заметки». Традиционное к ним отношение (как к выпискам из книг) не до конца отражает их существо. Анализируемые материалы могли быть отголоском разговоров Грибоедова с О.И. Сенковским, автором статьи «Скандинавские саги» (Библиотека для чтения. 1834. Т. 1); эта статья в некоторых положениях повторяет и развивает тезисы драматурга.
В докладе В.В. Орехова (Симферополь) «"Французик из Бордо" в галерее французских персонажей русской литературы» прослеживается модификация образа «французика» в рамках текстовой эволюции «Горя от ума». Творческая тактика А. С. Грибоедова в работе над этим образом соответствовала широкой тенденции, которая выражалась в стремлении русских литераторов той поры моделировать типичные (или стереотипные) формы русско-французского имагологического диалога. Такие модели, воплотившись в художественном тексте, легко и эффективно внедрялись в читательское сознание и формировали общенациональный поведенческий и мировоззренческий канон.
На секции выступили также следующие исследователи: Вернер Фрикке (Любек, Германия) с сообщением «А.С. Грибоедов и "передвижники"», А.О. Шелемова (Москва): «Поэтическая орнитология «Слова о полку Игореве» и «Серчака и Итляра» А.С. Грибоедова», О.С. Муравьева (Санкт-Петербург): «Кавказские впечатления поэта и чиновника», Юри Сугино (Осака, Япония): «О некоторых аспектах статьи А.С. Пушкина "Александр Радищев"»; С.В. Денисенко (Санкт-Петербург): «"Амплуа" актера Петра Каратыгина в современном грибоедоведении», В.С. Фомичева (Санкт-Петербург): «Еще раз о гибели Грибоедова».
В секции «Грибоедов и язык эпохи» состоялись следующие выступления.
В докладе Е.И. Горошко (Харьков) «Медиа-портрет А.С. Грибоедова в современном Интернете» была определена специфика создания медиа-портрета писателя в соотнесении его с биографическими, историческими и публицистическими данными начала XIX века.
Г.Ю. Богданович (Симферополь) в докладе «Коммуникативная составляющая индивидуально-авторского творчества А.С. Грибоедова» представила систему критериев при описании индивидуально-авторской картины мира, отображенной при помощи семантики различных единиц языка в сознании автора. Важную роль играет художественная семантика лексических средств, что подчеркивает особый характер прочтения действительности.
Л.Е. Бессонова (Симферополь) в докладе «Семантическая оппозиция свои – чужие в картине мира России начала XIX в.» представила материал в виде системы семантических оппозиций, репрезентирующих в лексико-семантическом поле «человек» ценностный аспект противопоставления свой/чужой.

Н.А. Сегал (Симферополь) в докладе «Константа дорога в контексте русской культуры первой половины XIX века» определила национальную специфику ключевой единицы дорога как культурной доминанты, установила ее синтагматические и парадигматические связи в языке и тексте.

Л.В. Валеева (Симферополь) в докладе «Мифологический аспект языковой картины мира А.С. Грибоедова» рассмотрела мифемы, характеризующие языковую картину мира Грибоедова в ономастическом и лингвокультурологическом направлениях. Описаны синтагматические ряды мифем, восходящих к актуальным для современников драматурга прецедентным именам.

Е.С. Звягина (Симферополь) в докладе «Языковые схемы общественно-политической лексики в "Горе от ума"» описала особенности использования общественно-политической лексики в языке художественной литературы первой пол. XIX в. и механизмы ее формирования в текстовых интерпретациях.

На секции выступил А.В. Петров (Симферополь) с сообщением «Семантическое поле «Отечество» в лексикографической системе XIX в.».

В секции «Рецепция Грибоедова в мировой культуре» были прослушаны следующие выступления.

Е.Н. Дрыжакова (Питтсбург, США) в докладе «А.И. Герцен и грибоедовский пейзаж на загородной дороге» был рассмотрен фельетон Герцена «Новгород Великий и Владимир на Клязьме» (1842). Описывая бесплодную новгородскую природу, которая «с величайшим усилием, как сказал Грибоедов, производит одни веники», Герцен упомянул имя драматурга, обратив внимание на опубликованные в «Северной пчеле» (1842. № 178) «Письма Ф.Б<улгарина> из Лифляндии к А.Н. Гр-чу» (в ней впервые появляется, со ссылкой на Грибоедова, этот образ), причем усилил безрадостную картину новгородской действительности.

В докладе Л.Г. Фризмана (Харьков) «Два прочтения «Горя от ума»: Воспоминания зрителя» предпринята попытка анализа двух постановок комедии. Первая из них – спектакль, поставленный в 1963 г. Г. Товстоноговым в БДТ (тогда им. Горького), вторая – осуществленная 20 лет спустя О. Ефремовым в МХАТе. Каждая из них стала ответом на запросы своего времени. Трактовка Товстоногова отразила чаяния поколения «шестидесятников». Ее «изюминкой» стал образ Чацкого в исполнении С. Юрского. В МХАТовском осмыслении «Горя от ума» комедия была деполитизирована и дегероизирована: зритель увидел пьесу о превратностях семейной жизни.

Доклад Н.П. Лебеденко (Измаил) «Грибоедов в восприятии Блока» был посвящен блоковской рецепции личности русского драматурга и его комедии «Горе от ума». В отличие от большинства представителей русского символизма (Д. Мережковского, В. Брюсова, Ф. Сологуба и др.), относившихся к творческому наследию драматурга как к явлению историко-литературному, Блок ценил Грибоедова как основателя «истинного просвещения» в русской культуре. Особый интерес представляют размышления Блока-драматурга о роли комедии «Горе от ума» в истории развития русской и мировой драматургии.

А.А. Бачинская (Симферополь) в докладе «Грибоедов в восприятии В. Г. Короленко: к вопросу о литературной личности» основное внимание уделила статье Короленко «Дополнение к некрологу гр. Сальяса», в которой он пишет о политической неблагонадежности русских авторов и последующем «административном воздействии» на них.

Т.А. Савоськина (Измаил) в докладе «Горе от ума в контексте гинекратического мифа эпохи русского Просвещения» проследила функционирование и трансформацию мифа об исключительной власти женщины в России в комедии Грибоедова. Сопоставляя отражение образа и эпохи Екатерины ІІ в комедии «Горе от ума» и в культурном пространстве «галантного века», докладчица пришла к выводу о том, что Грибоедов разрушает панегирическую традицию гинекратического мифа, сложившуюся в эпоху русского Просвещения. Феминность осознается Грибоедовым как духовная и политическая проблема эпохи безвременья Александра І.

Отдельная секция конференции была посвящена обсуждению проблем политологии сосуществования христианского и мусульманского миров. Эти вопросы, в высшей степени актуальные в современном мире, занимали и Грибоедова. На секции состоялись следующие выступления.

И.А. Спивак (Симферополь) в докладе «Христиане Аравии в изображении Ибн Хишама» отметил, что в тексте «Жизнеописания посланника Аллаха» христиане изображены в более выгодном свете, чем иудеи и язычники. Это обусловлено отношением христиан Аравии к зарождающемуся исламу и пророческой миссии Мухаммада.

В докладе С.В. Юрченко (Симферополь) «Что препятствует столкновению цивилизаций?» рассматривались факторы, которые, в условиях возрастания цивилизационной идентичности, препятствуют реализации сценария в духе концепции «столкновения цивилизаций» С. Хантингтона.

П.И. Пашковский (Симферополь) в докладе «К вопросу о внешнеполитических интересах Исламской Республики Ирана на постсоветском пространстве» отметил стремление Ирана достигнуть максимально выгодных геостратегических позиций в регионе Южного Кавказа и Центральной Азии.

Доклад Н.А. Марецкой (Симферополь) «Религиозная составляющая в имиджировании Барака Обамы на выборах 2008 г.» был посвящен предвыборному скандалу в США, когда в печати была обнародована фотография кандидата Барака Обамы в одеянии, которое напоминало мусульманский наряд.

На секции состоялись также выступления Л.Г. Збрицкой (Симферополь) в докладе «Параметры измерения культурно-информационного взаимодействия», В.А. Минина (Симферополь) «Армяно-григорианская церковь в современном иранском обществе».

А. В. Кошелев.

Опубликовано:
Русская литература. Спб., 2013. № 1. С. 249–253.

Грибоедовский визит на Юг в творчестве А. И. Маркевича.

В этот день родился Арсений Иванович Маркевич (1855–1942) – видный общественный деятель, историк и библиограф, член-корреспондент Академии наук СССР.

Арсений Иванович Маркевич
(из книги "Профессора Таврического
национального университета").

Бóльшую часть своей жизни Маркевич провел в Крыму. Неудивительно, что главное место в его творчестве было посвящено именно этому краю.

Отдельное внимание в своих трудах исследователь уделял связям Крыма с русскими писателями. И хотя визит А. С. Грибоедова на Юг в 1825 году так и не стал темой отдельной работы профессора Маркевича, данному событию всё же нашлось место на страницах его произведений.

Именно Маркевич оказался первым краеведом, обратившимся к южному путешествию Грибоедова как к предмету специализированного интереса. 31 мая 1925 года на заседании Таврического общества истории, археологии и этнографии он выступил с докладом на тему «Памяти А. С. Грибоедова: К 100-летию со времени его пребывания в Крыму». Текст этого сообщения не сохранился, но можно предположить, что Маркевич связал его с работой над иной, более объемной статьей «Декабристы в Крыму», которая готовилась «по специальному заданию» (ГААРК) местного архивуправления к юбилею событий на Сенатской площади.

О содержании вышеназванной статьи также ничего неизвестно – как, впрочем, и о судьбе ещё нескольких материалов, над которыми ученый работал в 1924–1925 годах. По не совсем понятным причинам, автор не стал их публиковать, зато распорядился, чтобы «данные труды в Крымархив не поступали» (ГААРК).

Тем не менее, вклад А. И. Маркевича в отечественную грибоедовиану все же может быть определен – по тексту публикации «"З культурної минувшини Криму ХIХ ст.": Короткi нариси», которая была напечатана в «Сборнике историко-филологического отдела Всеукраинской академии наук» за 1930 год. Один из разделов этой работы (в котором и говорится о визите Грибоедова на Юг) называется «Декабристи в Криму» – то есть так же, как и одноименная статья краеведа. С удовольствием предлагаю вниманию Интернет-пользователей ту его часть, где, собственно, и упоминается автор «Горя от ума». Русскоязычный текст воспроизводится по материалам, хранящимся в библиотеке Центрального музея "Тавриды" (датируются не позднее 1981 года).


Литература:
Минчик С. С. Грибоедов и Крым. Симферополь, 2011. С. 19–20.

* * *

Цього таки року був у Криму Грібоєдов. Він каже в своїх дорожніх записках, що в Києві часто бачивсь із Сергієм і Артамоном Муравевими, ​​Бестужевим-Рюміним, кн. С. П. Трубецким, а в Сімферополі – з М. Ф. Орловим та Оржицьким, теж декабристом, та що всі вони були його давні знайомі. З Орловим безперечно, а з Оржицьким мабуть бачився він і в Саблах, куди, живши в Сімферополі, часто їздив до Бороздіних. Що втримувало Грібоєдова в Симферополі та в Саблах близько трьох місяців, невідомо. Неясно, чи належав він до Північного Товариства в Петербурзі, дарма що знайомий був з багатьма з його членів. На допиті Трубецькой, ніби зі слів Рилєєва, свідчив, буцім той прийняв Грібоєдова в члени Товариства. Це ствердив і Оболенський, але Рилєєв спростував Трубецкого свідчення. Заарештований на Кавказі 27 грудня р. 1825 та привезений до Петербурга, Грібоєдов на допиті свідчив, що знайомість його з Рилєєвим, Оболенським та Бестужевим (Марлінським) була тільки літературна, та що на Кавказі він жив з Одоєвським і був близький з Кюхельбекером, але до жодного таємного товариства не належав, – і його було звільнено від підозри та арешту. Правдоподібно, що тут мало вагу заступництво за нього його начальства Єрмолова. Він перед тим, як Грібоєдова мали були заарештувати, дав йому змогу понищити ті папери, які могли б його скомпромітувати. Між іншим, цікава річ, Грібоєдов, зазначивши, що до Саблів та Сімферополя "наѣхали тогда иностранцы", нікого з них не згадує, навіть кавалера Гамбу, що в описові своєї подорожи зве його своїм "другом". Грібоєдов згадує тільки ірландського проповідника Джемса, що жив тоді в Саблах; він, побічивши Грібоєдова, зашарівсь "как мѣдный грошъ".

Як свідчив Трубецькой, в члени Товариства прийняв Грібоєдова Рилєєв, отже перед тим, як виїхати – мав стосунки з декабристами не тільки як знайомий, бо й як їхній співчлен Товариства. Він, звісно, багатьом ідеям декабристів спочував; про це виразно свідчать слова Чацького в "Горѣ от ума". Справедливо й В. О. Ключевский добачав у Чацькому образ декабріста. Так думав й Герцен. У слідчому Комітеті його просто замовчали, як замовчали Пушкіна та інших.

Опубликовано:
Збiрник iсторико-фiлологiчного вiддiлу Всеукраїнської Академiї Наук. Київ, 1930. № 89. Студiї з Криму. С. 116–117.

* * *

В этом же году был в Крыму и Грибоедов. В своих путевых заметках он отмечает , что в Киеве часто виделся с Сергеем и Артамоном Муравьевыми, с Бестужевым-Рюминым, князем С. П. Трубецким, а в Симферополе – с М. Ф. Орловым и Оржицким, тоже декабристом, и что все они были его давнишние знакомые. С Орловым – безусловно, а с Оржицким, видимо, виделся он и в Саблах, куда, проживая в Симферополе, он часто ездил к Бороздиным. Что удерживало Грибоедова в Симферополе и в Саблах около трех месяцев, неизвестно. Неясно, принадлежал ли он к Северному обществу в Петербурге, хотя знаком был со многими его членами. На допросе Трубецкой, якобы со слов Рылеева, показал, что тот принял Грибоедова в члены Общества. Это подтвердил и Оболенский, однако, Рылеев отверг эти показания. Арестованный на Кавказе 27 декабря 1825 г. и доставленный в Петербург, Грибоедов на допросе показал, что знакомство его с Рылеевым, Оболенским и Бестужевым (Марлинским) было только литературным и что на Кавказе он жил с Одоевским и был близок с Кюхельбекером, но ни в одно тайное общество не входил, – и был освобожден от подозрения и ареста. Правдоподобно, что здесь сыграло роль заступничество за него его начальника Ермолова. Он перед тем, как Грибоедова должны были арестовать, дал ему возможность уничтожить те бумаги, которые смогли бы его скомпрометировать. Между прочим, интересно, что Грибоедов, отметив, что в Саблы и Симферополь "наѣхали тогда иностранцы", никого из них не вспоминает, даже кавалера Гамбу, который в описании своего путешествия называет его своим "другом". Грибоедов вспоминает лишь ирландского проповедника Джемса, который жил тогда в Саблах; он, увидев Грибоедова, засиял, как "как мѣдный грошъ".

Как свидетельствовал Трубецкой, в члены Общества принял Грибоедова Рылеев, значит, перед тем, как уехать, – имел связи с декабристами не только как знакомый, а и как их сотоварищ по Обществу. Он, безусловно, многим идеям декабристов сочувствовал; об этом выразительно говорят слова Чацкого в "Горѣ от ума". Справедливо и В. О. Ключевский усматривал в Чацком образ декабриста. Так думал и Герцен. В следственном Комитете о нем просто умолчали, как умолчали о Пушкине и других.

«Путешествие …» И. М. Муравьева-Апостола в крымском дневнике А. С. Грибоедова.

В этот день умер Иван Матвеевич Муравьев-Апостол (1768–1851) – русский писатель, переводчик и государственный деятель.

Иван Матвеевич Муравьев-Апостол
(из книги В. А. Кошелева
"Письма из Москвы в Нижний Новгород".)

Самым крупным литературным трудом Муравьева-Апостола считается «Путешествие по Тавриде …».  Издание этого сочинения в 1823 году стало настоящим событием в культурной жизни России. Зная Муравьева-Апостола как эстета, библиофила и необыкновенного эрудита, русские читатели высоко оценили его книгу о Крыме. Среди тех, кто не остался равнодушным к ней, был и А. С. Грибоедов – изучавший «Путешествие …» во время своей поездки в Полуденный край в 1825 году.

Имя Муравьева-Апостола встречается на страницах грибоедовского дневника не единожды. В заметке от 1 июля 1825 года автор «Путешествия …» упоминается драматургом в связи с посещением Байдарской долины, а 2 и 9 июля – по случаю прогулок в окрестностях Балаклавы и Бахчисарайского дворца.

Создатель «Горя от ума» читал и цитировал Муравьева-Апостола не случайно – скрытый диалог с автором самого известного и популярного сочинения о Крыме явно помогал Грибоедову утвердиться в новом для него жанре литературного путешествия. Наверняка этому процессу способствовало и другое намерение драматурга: превзойти Муравьева-Апостола как одного из наиболее ярких мастеров художественно-документальной прозы.

О том, как выглядел бы дневник 1825 года после творческой доработки, судить не просто. Однако то, что это произведение с легкостью могло бы стать равным книге «Путешествие по Тавриде …», сомневаться не приходиться. Пример тому – содержательная емкость путевых заметок Грибоедова, в части обозрения местной территории всё же превзошедших труд Муравьева-Апостола (по количеству названных топонимов). И это при том, что последний гостил в Крыму восемь недель, объездив этот край почти целиком, в то время как Грибоедов описал только двадцать дней своего путешествия и лишь отдельно взятую (юго-западную) часть полуострова.

Значит ли сказанное, что автор «Горя от ума» замышлял создание такого сочинения, которое и концептуально, и поэтически отличалось бы от всей известной в ту пору литературы о Тавриде? Пока не ясно. Зато очевидно другое: Грибоедов оказался самобытным последователем школы «научной филологии» (А. Шенле) в русской словесной культуре XIX века, чему наглядное свидетельство – поэтика его крымского дневника .


Литература:
Минчик С. С. Грибоедов и Крым. Симферополь, 2011. С. 183–184.

Крымская грибоедовиана академика М. В. Нечкиной.

В этот день, 25 февраля, родилась Милица Васильевна Нечкина (1901–1985) – советский ученый, член Академии Наук СССР, видный специалист по истории революционного движения в России XIX века.

Милица Васильевна Нечкина
(из журнала "Отечественные архивы", 2004, № 6). 

Особое место в творческом наследии академика занимают работы об авторе «Горя от ума». Монография Нечкиной «Грибоедов и декабристы» (1947 г.) не только выдержала два переиздания (в 1951 и 1977 гг.), но и стала самым объемным из всех когда-либо напечатанных трудов о писателе-дипломате. Содержание же этой книги и вовсе предопределило общий дух отечественного грибоедоведения. Именно к наблюдениям и выводам М. В. Нечкиной восходят работы крупнейших филологов-исследователей жизни и творчества драматурга: С. М. Петрова, В. Н. Орлова, В. П. Мещерякова и С. А. Фомичева.

Отдавая должное значению крымской поездки для А. С. Грибоедова, академик писала и о ней. Правда, интерес М. В. Нечкиной к данному событию ограничивался лишь его рассмотрением в свете контактов писателя с деятелями революционного подполья: сначала в Киеве (с М. П. Бестужев-Рюминым, А. З. Муравьевым, С. И. Муравьевым-Апостолом и С. П. Трубецким), а затем и в Крыму (с Н. Н. Оржицким, М. Ф. Орловым, Г. Ф. Олизаром, Хенриком Ржевуцким и Адамом Мицкевичем).

Связующим звеном киевского и крымского этапов странствия Грибоедова академик Нечкина считала его крымскую «ипохондрию». По мнению историка, сильный приступ внутреннего напряжения, охвативший драматурга на полуострове, был вызван его разногласиями с членами Южного тайного общества.

Еще в Киеве, то есть почти в самом начале своего путешествия, Грибоедов якобы был перехвачен заговорщиками, которые могли склонять его к участию в подготовке цареубийства уже летом–осенью 1825 года. Драматург же, предвидя крах заговора, отверг предложения декабристов и погрузился в глубокую депрессию, осознав «себя вне надвигавшихся» революционных преобразований. Вот почему М. В. Нечкина убеждена в такой последовательности событий: «Сначала киевское свидание, потом страшный приступ тоски с мыслью о самоубийстве».

Однако факты, указывающие на обусловленность данного приступа визитом литератора в деревню Саблы, позволяют усомниться в правоте академика. Более того, подчеркивая безосновательность ее избыточного внимания к вопросу о контактах писателя с южными заговорщиками, эти факты закономерно открывают и другие перспективы – в том числе для переоценки выводов Нечкиной по теме «Грибоедов и декабристы» вообще.

Литература:
Минчик С. С. Грибоедов и Крым. Симферополь, 2011. С. 74, 108–109.

«Последний декабрист» Д. И. Завалишин и грибоедовский вояж на Юг.

В этот день в Москве скончался Дмитрий Иринархович Завалишин (1804–1892) – русский литератор и революционер.

Дмитрий Иринархович Завалишин
(из книги "История русской Америки").

Завалишин прославился не только как деятель оппозиционного движения в России и «последний декабрист», переживший всех остальных участников заговора. Широкую известность он приобрел и как публицист, автор любопытных воспоминаний о современниках – в том числе об А. С. Грибоедове.

Вот что писал Завалишин о поездке драматурга на Юг: «…Наблюдения в Киеве и в Крыму, относящиеся к русской истории, были деланы Грибоедовым по просьбе Петра Александровича Муханова, постоянно и специально занимавшегося (даже и впоследствии в каземате) исследованиями относительно древней русской истории; это сказывал мне сам Муханов».

Несмотря на то, что Д. И. Завалишин напечатал свои записки уже в преклонном возрасте, а достоверность его воспоминаний как источника нередко ставится под сомнение, процитированные слова нельзя обходить стороной.

Определенные сведения о грибоедовской поездке на Юг мемуарист действительно мог получить от Муханова – оба сблизились на каторж­ном поселении, где оказались вследствие приговора по делу о тайных обществах. Были у Петра Александровича и соот­вет­ствую­щие увлечения. «...Окончив Му­равьевское училище, он тяготел к научной деятельности в области российской истории и статистики», – а после обвинительного приговора даже читал другим осужденным (в так называемой «каторжной академии» в Чите) лекции по истории России. Но значит ли это, что Муханов, приходивший Грибоедову дальним родственником, все же просил его о какой-то услуге накануне визита писателя в Крым?

Во-первых, Завалишин не утверждает, будто Муханов обратился к своему родственнику именно за помощью. Мемуарист лишь упоминает о некой просьбе, которая и вовсе могла не касаться исследовательской работы Грибоедова. Ведь известны такие слова драматурга, тоже связанные с его путевыми заметками: «Ни строчки моего путешествия я не выдам в свет, даром что Катенин жалеет об этом и поощряет меня делать замечания». Ясно, что здесь автор подразумевает рекомендации и некие просьбы своего товарища. Следовательно, и обращение Муханова, долгое время и с большим увлечением занимавшегося историей, могло заключаться именно в том, чтобы «поощрять» Грибоедова в его работе с источниками по соответствующей тематике (а возможно, и содействовать ему нужными советами).

Во-вторых, сам П. А. Муханов, служивший в Киеве под руководством генерала Н. Н. Раевского, располагал куда большими возможностями для изучения материалов по древнерусской истории (в первую очередь, из-за доступности соответствующих артефактов и первоисточников). Доказательство тому – работа «Описание древностей, найденных в Киеве в 1824 году», которая была написана Петром Александровичем всего за год до поездки Грибоедова на Юг.

Да и мог ли привлекать Муханова именно Крым в свете его интереса к древнерусской истории? 31 января 1824 года он писал К. Ф. Рылееву: «…Изменилось ли твое намерение путешествовать по южной части России, и когда едем мы в Крым». И далее: «…Тешу себя мыслью, что мы будем вместе вскарабкиваться на крымские утесы, купаться в целительной грязи, – я для истребления фрянок, а ты для компании». Таврида, как видно из приведенной цитаты, если и занимала воображение Муханова, то совсем по иной причине.

Наконец, не похоже, что свои заметки (как из «Desiderata», так и из крымского дневника) автор «Горя от ума» вообще мог делать по чьей-либо просьбе. Наоборот, все они четко соотносятся с тем спектром интересов, которые волновали именно Грибоедова – в том числе, в связи с его работой (1823–1825 гг.) по изучению разнородных книг о Великоросии, Малоросии и Тавриде, отразившейся все в тех же дезидератах .

Итак, свидетельства Завалишина о крымском путешествии Грибоедова не следует отвергать полностью. Вполне возможно, что Муханов-младший действи­тельно рассказывал каторжному декабристу о некоем разговоре с автором «Горя от ума», в котором упоминался визит последнего на Юг. Однако подлинный смысл его «просьбы» к родственнику в действительности мог быть каким угодно. Не вызывает сомнений лишь одно: готовясь покинуть столицы, Грибоедов тщательно обдумывал и обсуждал план своего путешествия – причем не столько с близкими, сколько с компетентными людьми.

Литература:
Минчик С. С. Грибоедов и Крым. Симферополь, 2011. С. 120–124.

Еще раз о статье А. И. Полканова «Грибоедов в Крыму».

17 января 1970 года в газете «Крымская правда» была опубликована статья известного крымоведа А. И. Полканова «Грибоедов в Крыму».

Статья А. И. Полканова
"Грибоедов в Крыму".

В советской грибоедовиане эта публикация занимает особое место. Именно она стала единственной краеведческой работой о поездке драматурга на Юг, которая цитируется академиком Нечкиной в монографии «Грибоедов и декабристы» – крупнейшем из когда-либо вышедших научных трудов, посвященных литератору-дипломату. А ведь гипотезы, составляющие основу этой фундаментальной книги, не только предопределили общий дух советской науки о Грибоедове, явно упрощавшей его многоплановую личность. Так и не получив надлежащей переоценки в новейших изложениях биографии классика (Ю. Е. Хечинов, Е. Н. Цимбаева и пр.), в академической «Летописи…» его жизни и творчества (2000), в последнем издании ПССГ (1995–2006), наконец, в Грибоедовской энциклопедии (2007), эти гипотезы, порой тенденциозные и безосновательные, всерьез воспринимаются и современными учеными. Вот почему рассуждения Полканова о писательском визите в Полуденный край, особо выделяемые Нечкиной и потому воспроизводимые на страницах ее монографии, заслуживают самого пристального внимания.

По этой же причине считаю не только возможным, но и необходимым сделать текст вышеназванной статьи доступным для Интернет-пользователей.

***

ГРИБОЕДОВ В КРЫМУ

Исполнилось 175 лет со дня рождения Александра Сергеевича Грибоедова – великого поэта-драматурга, автора бессмертной комедии «Горе от ума». Имя Грибоедова занимает почётное место среди имен классиков мировой литературы. В. И. Ленин высоко оценивал гениальную комедию и часто обращался к метко разящему грибоедовскому слову и к созданным им образам. Ни одно произведение русской и западноевропейской литературы не цитировалось Лениным чаще «Горя от ума». На протяжении почти тридцати лет Владимир Ильич восемьдесят восемь раз обращался к этому гениальному произведению.
Память о Грибоедове дорога и близка трудящимся Крыма, где он провёл почти три месяца летом 1825 года. Вполне вероятно, что длительное пребывание Грибоедова в Крыму вызывает у нас особый интерес.
С какой целью и при каких обстоятельствах он приехал в Крым, что именно привлекло здесь его внимание, с кем он виделся?
Вопрос о пребывании Грибоедова в Крыму имеет не только узкий интерес, но занимает особое и весьма важное место в его биографии, так как вопрос этот связан с чрезвычайно значительным этапом в его жизни – периодом, предшествовавшим восстанию декабристов.
С юных лет Грибоедов проникся свободолюбием и глубокой ненавистью ко всякого рода угнетению и угнетателям народа. Самыми его близкими друзьями были руководители Северного общества декабристов – Бестужев, Одоевский, Кюхельбекер, Рылеев, Жандр и другие.
Надо сказать, что между Северным и Южным обществами не было единообразия в вопросах тактики и конечной цели восстания. Также не было единомыслия среди руководителей Южного общества, где шла борьба между двумя группами. Связи между Петербургом и Киевом осуществлялись посредством представителей. В то же время налаживались личные контакты между декабристами и польскими революционерами для совместной борьбы с царским самодержавием. Известно, что в конце 1824 года в Петербурге, в квартире Бестужева (где жил в это время Грибоедов), было свидание с великим польским поэтом и революционером А. Мицкевичем и двумя его товарищами. Затем А. Мицкевич побывал в Киеве. Таки же посредником между руководителями Северного и Южного обществ был Грибоедов.
С 1821 года Грибоедов находился в Грузии в качестве секретаря по иностранной части при главнокомандующем Кавказских войск А. П. Ермолове – герое Отечественной войны. Здесь Грибоедов работал над своей комедией и, получив в 1823 году длительный отпуск, отправился в Москву и Петербург, где с огромным успехом читал рукопись «Горя от ума» во многих домах.
В конце мая 1825 года Грибоедов отправился к месту службы – через Москву и Крым. Из Москвы он проехал не прямым путём, а окружным, заехав в Киев.
В Киеве Грибоедов пробыл более десяти дней, неоднократно встречаясь с руководителями Васильковской управы. Совещания проходили, по-видимому, весьма бурно и в резких тонах. Руководители Северного общества отрицательно относились к «Белоцерковскому плану», а сам Грибоедов был убеждён, что без участия самого народа заговорщицкая тактика убийства царя сулит полный провал восстания. Именно тогда он сказал свою знаменитую фразу: «Сто прапорщиков хотят переменить весь государственный быт России. Я говорил им, что они дураки!»
Грибоедов отказался от поручения управы – доложить Ермолову «Белоцерковский план» и убедить его, чтобы он присоединился к нему или остался нейтральным. Грибоедов немедленно уехал в Крым, ни с кем не попрощавшись. 18 июня он приехал в Симферополь и остановился в гостинице «Афинская». Приехал в мрачном, угнетённом настроении, ни с кем не хотел разговаривать, встречаться. Но слава об авторе «Горя от ума» летела впереди него. Его затворничество было нарушено многочисленными посетителями, назойливо добивавшимися знаомства и приглашавших его в гости. Но Грибоедов почему-то не спешил с путешествием по Крыму. Целую неделю провёл он в этом «дрянном городишке», как он аттестует Симферополь. Спасаясь от непрошенных гостей, ежедневно бродил он по окрестностям города, побывал в пещере Кызыл-Коба, дважды взбирался на Чатыр-Даг. Здесь он любовался прекрасной панорамой, провёл ночь с пастухами и снова вернулся в Симферополь.
Только 28 июня он начал путешествовать по Южному берегу, остановился у Бороздина, две дочери которого были замужем за декабристами. 29 июня в его дневнике появляется первое упоминание об Олизаре, о котором более подробно мы скажем ниже.
Грибоедов тщательно осматривал археологические памятники на Ай-Тодоре и в Симеизе. Через перевал Мердвен Грибоедов добрался до Байдар, а отсюда в Балаклаву, где осматривал Генуэзскую крепость.
В Севастополе Грибоедов пробыл два дня, посещая развалины Херсонеса и Инкерманский пещерный город. Об Инкермане он замечает: «Самый фантастический город: представляю его себе снизу доверху освещённым вечером». Дважды посетил окрестности Херсонеса, обследовал, измерил и зарисовал археологические памятники и первый определил множество квадратов с фундаментами, как остатки пригорода античного Херсонеса, которые дореволюционные учёные ошибочно считали остатками лагерей времени осады Севастополя 1854 года.
8 июля Грибоедов вернулся в Симферополь, а на другое утро вновь пустился в путь, совершая экскурсии по пещерным городам.
13 июля Грибоедов снова в Симферополе и остается там, неизвестно почему, до 10 сентября, когда оканчивался отпуск и он должен был возвратиться на Кавказ. Тогда он совершил вторую часть путешествия по восточному Крыму. Судак, Отузы, Феодосию. Оттуда он направился в Керчь и на Кавказ.
Особенно понравились Грибоедову Судакская долина и Генуэзская крепость.
В заключение этого обзора остаётся ответить на недоуменный вопрос – почему Грибоедов вернулся в Крым мрачным, угнетённым, почему он, собираясь остаться в Крыму не боле трёх недель, на самом деле пробыл здесь почти полных три месяца? Что он здесь делал? Многие дореволюционные и советские учёные считали, что угнетённое состояние великого драматурга объясняется тем, что после написания «Горя от ума» у него исчерпался талант. Но это объяснение не выдерживает никакой критики.
Причина мрачного настроения Грибоедова в Крыму была иной. Академик М. В. Нечкина объясняет это состояние несогласием Грибоедова с «Белоцерковским планом» и отказом выполнить поручение к Ермолову, чем поэт поставил себя вне надвигающихся революционных событий. В результате им овладела тоска, он думал о потере достоинства, чести и даже подумывал о самоубийстве.
Но это не объясняет причины длительного пребывания именно в Симферополе, постоянные возвращения в Симферополь, недельные блуждания вокруг Симферополя до отъезда на Южный берег. На все недоуменные вопросы мы постараемся ответить, сопоставив ряд фактов из путешествия Грибоедова в Киев и Крым, знакомясь с его высказываниями и его перепиской.
Важные данные находим мы в польской научной литературе послевоенных лет – в исследованиях о жизни и творчестве Адама Мицкевича, о его пребывании в России, в частности в Крыму. Эти сведения мы находим в работе польского литературоведа Леона Гомолицкого «Дневник путешествия Адама Мицкевича в россиию 1824–1829 гг.» (Варшава, 1949). Гомолицкий, сопоставляя даты приезда Мицкевича и Ржевусского в Симферополь и на виллу Олизара близ Гурзуфа с поездкой Грибоедова в Гурзуф, доказывает, что они приехали все одновременно, но каждый отдельно. Встретились на вилле Олизара, которая стояла уединенно у подножия Аю-Дага и служила для конспиративных встреч представителей тайных обществ.
Сам Олизар – поляк, состоял в близких отношениях с декабристами. Мицкевич встречался с руководителями Северного общества и, по мнению Гомолицкого, получил от них какие-то задания к южным декабристам и польским патриотам. По мнению Гомолицкого, целью приезда Мицкевича и Ржевусского в Крым было совещание с Грибоедовым. На свидании на вилле Олизара были с одной стороны – Грибоедов и Оржицкий, а с другой – Мицкевич и Ржевусский.
Вполне вероятно, что предстояло ещё и другое свидание. Поэтому Грибоедов продолжал оставаться в Крыму, ожидая нового приезда Мицкевича. Грибоедов ждал до самых последних дней отпуска: до 10 сентября. А в октябре Мицкевич снова появился на вилле Олизара и долго и напрасно ждал Грибоедова. За это время Мицкевич создал свои замечательные «Крымские сонеты».
Известно, что Грибоедов, корме Мицкевича, встречался в Крыму с представителями Северного и Южного обществ: Н. Н. Оржицким, А. Н. Муравьёвым, М. О. Орловым, возглавившим Кишинёвскую управу Южного общества. Встречаясь с Оржицким, он вёл с ним политические разговоры. Орлов специально приехал в Симферополь именно для встречи с Грибоедовым, что видно из следующих строк его письма жене: «… наконец, нашёл Грибоедова». Они не раз встречались и даже собирались вместе поехать на виллу Олизара, чему помешала внезапная болезнь Грибоедова.
В итоге мы приходим к заключению, что Грибоедов, несмотря на своё угнетённое настроение, оставался в Крыму, выполняя задание руководителей Северного общества, здесь он встречался с рядом декабристов, приезжавших к нему, и с представителями польских революционных организаций. Будучи революционером-республиканцем, Грибоедов был непоколебимо убеждён, что революцию в России можно совершить только опираясь на народные массы. «Народы совершают революции», – утверждал великий писатель и революционер.
Свою ненависть к самодержавию, а вместе с тем сочувствие и любовь к осужденным декабристам Грибоедов сохранял в течение всей своей жизни.
Он находился с ними в переписке, помогал им материально, поддерживал их морально и смело ходатайствовал перед царём об облегчении их участи.

А. Полканов. 


Опубликовано: 

«Крымская правда», 17 января 1970 г., № 13 (13885), С. 3.

Почему А. С. Грибоедов назвал крымскую дачу Г. Ф. Олизара «участком».

2 января умер Густав Филиппович (Август) Олизар (1798–1865) – польский литератор, граф, общественный деятель.

Густав Олизар
(по мотивам рисунка
из альбома Орловых-Раевских).

Около 1824 года, по дороге из российской столицы на Кавказ, Олизар впервые оказался в Крыму. Прожив здесь некоторое время, он отказался продолжать свою поездку, приобрел землю вблизи горы Аю-Даг, в Артеке, и начал строительство дачи «Кардиятрикон». Именно это место и подразумевал А. С. Грибоедов, когда 29 июня 1825 года записал в своем дневнике: «…Участок Олизара».

Вопреки общепринятому мнению, приведенная заметка вовсе не доказывает того, что автор «Горя от ума» все же был на территории названной дачи и видел ее хозяина. Ведь в мемуарах Олизара имя Грибоедова даже не упоминается. Ни слова об общении с польским графом нет и в путевых заметках драматурга. Хотя, например, Адам Мицкевич, посетивший Артек летом того же года, не только вспоминается Олизаром (явно без опаски выказать факт их общения), но и сам пишет о хозяине дачи «Кардиятрикон».

По всей видимости, встречи Грибоедова с Олизаром просто не было. В противном случае заметка от 29 июня 1825 года выглядела бы совсем иначе. И прежде всего потому, что причины, вынудившие Олизара поселиться в Крыму, были достойны внимания любого автора – его желание уединиться вдали от столицы вызвала безответная любовь к Марии Николаевне Раевской. А появление дачи «Кардиятрикон» было связано с надеждой поляка на то, что когда-нибудь Раевская все же «посетит эти места и бросит на уединенного анахорета на Аю-Даге взор, полный сострадания» (Г. Олизар). Логично предположить, что такая сентиментальная история непременно впечатлила бы Грибоедова и, как результат, отразилась в его дневнике.

Внимание драматурга могло привлечь ещё одно обстоятельство – а именно, намерение Олизара возвести «Храм страдания» в честь возлюбленной. Неслучайно замысел строительства этого необычного сооружения поразил Кароля Качковского, посетившего «Кардиятрокон» в том же 1825 году.

Но, судя по всему, Грибоедов ничего не слышал ни о храме, ни о страда­ниях пана Густава. Поэтому и вместо формулы, которая использова­лась им для упоминания встреченных в дороге лиц (а именно лаконичных за­меток типа: «Муэдзин Селями-Эфенди», «Митрополит из Кефа­лоники», «Султан»), автор записал в дневнике: «…Участок Олизара». То есть сделал такую же помету, какие заносились в журнал 1825 года при обозначении многих объектов (но никак не людей), попадавшихся ему на пути: «Перовского дачка», «…Дача Офрена», «Сад Мордвинова», «…Дом Ревельота», «…Дом Снаксарева», «Лангов ху­тор».

Весьма показателен и контекст, в котором подается грибоедовская заметка об участке Г. Ф. Оли­зара. Вот она: «Парфенит, вправо Кизильташ, шелковицы, смо­ковницы, за Аюдагом дикие каменистые места, участок Олизара, шумное, однообразное плескание волн, мрачная погода, утес Юрзуфский, вид с гале­реи, кипарисники возле балкона; в мнимом саду гранатники, вправо море бес­предель­ное, прямо против галереи Аю…». Как видно, сначала путник описывает свою дорогу от Кучук-Ламбата, где останавливался на ночь, к Гурзуфу – через Партенит и Кызыл-Таш вдоль подошвы горы Аю-Даг (по правую сторону от моря). Затем в его походном журнале изображается вид с гале­реи одного из прибрежных домов и только потом – сад вблизи этого места (теперь уже по левую сторону от моря) и панорама окрестностей. Собственно же слова об олизаровском участке скорее отно­сятся к той части записей, где повествуется о движении Грибоедова к Гурзуфу (то есть до фразы о галерее), чем к другой, фиксирующей его приезд в это место.

Немаловажно еще одна деталь. В своих воспоминаниях Олизар утверждает, что обнес терри­торию собственной виллы стеной из камня, хотя и не уточняет, когда именно сделал это. Архивные документы указывают на то, что данная ограда была установлена уже к лету 1825 года, причем по всему периметру имения – «вплоть до подошвы горы Аю-Даг» (ГААРК). Пока не ясно, какую высоту она имела, зато известно, что ее протяженность составляла почти «семь сот шестьдесят пять са­жень» (ГААРК), то есть примерно полторы тысячи метров. Значит, хозяин дачи «Кардиятрикон» не жалел средства для того, чтоб оградить от любопытных глаз свой дом и стройку «Храма страдания». Причем стеной не только длинной, но, возможно, и вы­сокой. А это подтверждает, что любой путник, не ставший гостем пана Гус­тава, со стороны берега мог видеть лишь то, что и Грибоедов – то есть просто огороженный «участок».


Литература:
Минчик С. С. Грибоедов и Крым. Симферополь, 2011. С. 36–39.