Почему А. С. Грибоедов назвал крымскую дачу Г. Ф. Олизара «участком».

2 января умер Густав Филиппович (Август) Олизар (1798–1865) – польский литератор, граф, общественный деятель.

Густав Олизар
(по мотивам рисунка
из альбома Орловых-Раевских).

Около 1824 года, по дороге из российской столицы на Кавказ, Олизар впервые оказался в Крыму. Прожив здесь некоторое время, он отказался продолжать свою поездку, приобрел землю вблизи горы Аю-Даг, в Артеке, и начал строительство дачи «Кардиятрикон». Именно это место и подразумевал А. С. Грибоедов, когда 29 июня 1825 года записал в своем дневнике: «…Участок Олизара».

Вопреки общепринятому мнению, приведенная заметка вовсе не доказывает того, что автор «Горя от ума» все же был на территории названной дачи и видел ее хозяина. Ведь в мемуарах Олизара имя Грибоедова даже не упоминается. Ни слова об общении с польским графом нет и в путевых заметках драматурга. Хотя, например, Адам Мицкевич, посетивший Артек летом того же года, не только вспоминается Олизаром (явно без опаски выказать факт их общения), но и сам пишет о хозяине дачи «Кардиятрикон».

По всей видимости, встречи Грибоедова с Олизаром просто не было. В противном случае заметка от 29 июня 1825 года выглядела бы совсем иначе. И прежде всего потому, что причины, вынудившие Олизара поселиться в Крыму, были достойны внимания любого автора – его желание уединиться вдали от столицы вызвала безответная любовь к Марии Николаевне Раевской. А появление дачи «Кардиятрикон» было связано с надеждой поляка на то, что когда-нибудь Раевская все же «посетит эти места и бросит на уединенного анахорета на Аю-Даге взор, полный сострадания» (Г. Олизар). Логично предположить, что такая сентиментальная история непременно впечатлила бы Грибоедова и, как результат, отразилась в его дневнике.

Внимание драматурга могло привлечь ещё одно обстоятельство – а именно, намерение Олизара возвести «Храм страдания» в честь возлюбленной. Неслучайно замысел строительства этого необычного сооружения поразил Кароля Качковского, посетившего «Кардиятрокон» в том же 1825 году.

Но, судя по всему, Грибоедов ничего не слышал ни о храме, ни о страда­ниях пана Густава. Поэтому и вместо формулы, которая использова­лась им для упоминания встреченных в дороге лиц (а именно лаконичных за­меток типа: «Муэдзин Селями-Эфенди», «Митрополит из Кефа­лоники», «Султан»), автор записал в дневнике: «…Участок Олизара». То есть сделал такую же помету, какие заносились в журнал 1825 года при обозначении многих объектов (но никак не людей), попадавшихся ему на пути: «Перовского дачка», «…Дача Офрена», «Сад Мордвинова», «…Дом Ревельота», «…Дом Снаксарева», «Лангов ху­тор».

Весьма показателен и контекст, в котором подается грибоедовская заметка об участке Г. Ф. Оли­зара. Вот она: «Парфенит, вправо Кизильташ, шелковицы, смо­ковницы, за Аюдагом дикие каменистые места, участок Олизара, шумное, однообразное плескание волн, мрачная погода, утес Юрзуфский, вид с гале­реи, кипарисники возле балкона; в мнимом саду гранатники, вправо море бес­предель­ное, прямо против галереи Аю…». Как видно, сначала путник описывает свою дорогу от Кучук-Ламбата, где останавливался на ночь, к Гурзуфу – через Партенит и Кызыл-Таш вдоль подошвы горы Аю-Даг (по правую сторону от моря). Затем в его походном журнале изображается вид с гале­реи одного из прибрежных домов и только потом – сад вблизи этого места (теперь уже по левую сторону от моря) и панорама окрестностей. Собственно же слова об олизаровском участке скорее отно­сятся к той части записей, где повествуется о движении Грибоедова к Гурзуфу (то есть до фразы о галерее), чем к другой, фиксирующей его приезд в это место.

Немаловажно еще одна деталь. В своих воспоминаниях Олизар утверждает, что обнес терри­торию собственной виллы стеной из камня, хотя и не уточняет, когда именно сделал это. Архивные документы указывают на то, что данная ограда была установлена уже к лету 1825 года, причем по всему периметру имения – «вплоть до подошвы горы Аю-Даг» (ГААРК). Пока не ясно, какую высоту она имела, зато известно, что ее протяженность составляла почти «семь сот шестьдесят пять са­жень» (ГААРК), то есть примерно полторы тысячи метров. Значит, хозяин дачи «Кардиятрикон» не жалел средства для того, чтоб оградить от любопытных глаз свой дом и стройку «Храма страдания». Причем стеной не только длинной, но, возможно, и вы­сокой. А это подтверждает, что любой путник, не ставший гостем пана Гус­тава, со стороны берега мог видеть лишь то, что и Грибоедов – то есть просто огороженный «участок».


Литература:
Минчик С. С. Грибоедов и Крым. Симферополь, 2011. С. 36–39.