А. С. Грибоедов и «поэтический Колумб» Крыма.

3 апреля умер русский поэт Семён Сергеевич Бобров (1765 – 1810).

Хотя творчество Боброва не пользовалось успехом у современников, многие из них все же отдавали должное его мастерству художника. Свидетельство тому – судьба поэмы «Таврида», изданной в 1798 году.

Начало поэмы С. С. Боброва
(из книги "Таврида").

Будучи первым в России крупным сочинением об одноименном крае, эта книга принесла Боброву славу «поэтического Колумба» Крыма. А благодаря содержанию – включающему большой объем сведений по истории, культуре и природе полуострова, авторских сносок и комментариев – «Таврида» и вовсе была признана «поэтической энциклопедией».

Среди тех, кто с интересом относился к литературному наследию Боброва, был и А. С. Грибоедов. «Тавриду» нашли в чемодане писателя, «вскрытом и описанном при аресте в январе 1826 г.» (ПССГ), то есть спустя всего несколько месяцев после его возвращения из Крыма. А уже 19 марта все того же 1826 года автор «Горя от ума» попросит одного из своих приятелей: «Сделай одолжение, достань мне «Тавриду» Боброва…». Похоже, что и спустя почти год после визита в Крым Грибоедов не оставляет попыток осмыслить свое путешествие – соотнося впечатления о нем с некогда популярным сочинением о Тавриде.

Считается, что в «описании А. Грибоедовым Крыма проявилась невероятная зоркость и проницательность – с напоминающим С. Боброва энциклопедизмом» (А. П. Люсый). Однако расчеты показывают, что по степени географической точности дневник автора «Горя от ума» не просто близок «Тавриде». Он «зорче» и «проницательнее» поэмы Боброва примерно в два с половиной раза – во всяком случае, таково соотношение топонимов (названий населенных пунктов Крыма, рек, гор и т. п.), встречающихся на страницах этих двух произведений.

Выявленная пропорция хотя и не может претендовать на безусловность, тем не менее кажется показательной. Она свидетельствует о том, что работая над дневником поездки 1825 года, Грибоедов не просто учитывал литературную традицию изображения Крыма. Возможно, он также пытался и превзойти ее, вступая в творческое состязание с авторами лучших сочинений о Крыме – среди которых Бобров занимал одно из самых видных мест.


Литература:
Минчик С. С. Грибоедов и Крым. Симферополь, 2011. С. 184–185.

«Грибоедов без ума от Крыма ...». Памяти М. Ф. Орлова.

25 марта родился граф Михаил Федорович Орлов (1788 – 1842) – русский генерал, герой войны 1812 года, общественный и политический деятель.

Михаил Федорович Орлов
(из книги "Капитуляция Парижа"). 

Доподлинно известно, что Орлов общался с А. С. Грибоедовым, однако насколько близкими были их отношения, пока не ясно. «Завтра еду на побережье вместе с Грибоедовым, которого я наконец разыскал и который со мной очень любезен», – писал Орлов из Симферополя 19 июня 1825 года. И здесь же: «Я приветствовал Чатыр-Даг криком восторга. Грибоедов без ума от Крыма». А спустя всего несколько дней, 24 июля, граф сообщал: «Я путешествовал совершенно один, так как Грибоедов почувствовал себя нездоровым».

В советской науке генерала Орлова часто называли декабристом. Неудивительно, что его крымские письма считались ценным документом, позволявшим связать поездку Грибоедова на Юг с заговором 1825 года. Однако факты указывают на обратное.

Во-первых, то обстоятельство, что Орлов явно желал видеть Грибоедова, вовсе не предполагает взаимности со стороны последнего. Ведь если сначала генерал признавался, что «наконец разыскал» автора «Горя от ума», будто подчеркивая свою заинтересо­ванность в их встрече, то спустя всего несколько дней вынужден был сообщить, что «путешествовал совсем один».

Во-вторых, не совсем понятна и та роль, которую сыграл Орлов в подготовке мятежа 1825 года.

Академику М. В. Неч­киной по существу пришлось заключить, что после своей отставки в 1823 году командарм по сути отошел от деятельности тайных обществ. К этому же выводу пришел и крупный исследователь С. Я. Боровой, изучивший деятельность Орлова накануне 14 декабря 1825 года.

Причастность графа к подготовке восстания также не была доказана и Следственным комитетом. По этой причине суд вынес следующее решение по делу Орлова: «… Отставить от службы с тем, чтобы впредь никуда не определять. По окончании же срока отправить в деревню, где и жить безвыездно». Хотя, например, сам царь Николай I и его брат Константин Павлович считали Орлова одним из главных зачинщиков антиправительственного мятежа.

Выходит, что к событиям на Сенатской площади легендарный генерал вряд ли имел прямое отношение – а значит и не был и собственно декабристом, каковым его традиционно считала наука.

Известно, что следователи по делу Орлова опирались на заявления Яна Осиповича Витта. Последний, выполняя секретные предписания государя Александра I, стремился проникнуть в тайну заговора и разоблачить всех его участников. В донесениях на имя царя генерал Витт утверждал, что тайные об­щества использовали Орлова, дабы «заразить и Черномор­ский флот».

В конце 1825 года начальник Главного штаба генерал И. И. Дибич также доносил, что командарм, «содействуя распространению тай­ного общества в армии, старался, но тщетно, заодно с сыновьями генерала Раевского, заразить Черноморский флот». Показательно отношение к приведенным словам одного из пионеров советского декабристоведения М. О. Гершензона. «Этот глупый донос основывался, без сомнения, на том, что летом 1825 года Орлов ездил в Крым с целью ку­пить участок земли на Южном берегу», – писал ученый. В свете сказанного нельзя не обратить внимание и на высказывания издателя П. П. Свиньина, посетившего Крым в том же 1825 году и подтвердившего, что генерал действительно «купил несколько садов» неподалеку от приморской деревни Партенит.

Истинная роль Орлова в рево­люционном движении России 20-х годов ХІХ века, несомненно, была одной из ключевых. Вместе с тем, приведенных аргументов достаточно, чтобы поста­вить вопрос о мере участия генерала в деятельности заговорщиков именно в канун мятежа 1825 года – и потому усом­ниться в политическом характере его встречи с Грибоедовым в Крыму.

Литература:
Минчик С. С. Грибоедов и Крым. Симферополь, 2011. С. 31, 32–33.

Грибоедовский вояж на Юг в творчестве Е. В. Петухова.

18 февраля родился Евгений Вячеславович Петухов (1863 – 1948) – литературовед, педагог, член-корреспондент Петербургской академии наук и АН СССР.

Евгений Вячеславович Петухов
(из фондов Российской Академии Наук).

С 1919 года профессор Петухов живет в Крыму и работает в Таврическом (после реорганизации 1921 года – Крымском) университете. Продолжая заниматься научными разысканиями, он в серьез увлекается и краеведением: становится деятельным членом Таврической ученой архивной комиссии (ТУАК), исследует роль Крыма в истории русской литературы. Среди тех писателей, к личности которых Петухов обращается в эти годы, оказывается и А. С. Грибоедов.

О создателе «Горя от ума» и его путешествии в Крым профессор пишет не единожды. В 1927 году в «Известиях Крымского пединститута» выходит его статья «Крым и русская литература», где помимо прочего говорится и о Грибоедове. А спустя ровно двадцать лет в этом же научном журнале публикуется другой труд Петухова – «Грибоедов в Крыму (1825)», ставший одной из последних прижизненных публикаций автора. С удовольствием предлагаю вниманию Интернет-пользователей текст этой любопытной статьи.

***

ГРИБОЕДОВ В КРЫМУ (1825)

Мы привыкли видеть в Грибоедове поэта, большого мастера в области художественного творчества, автора знаменитой комедии. Но представление это о нём не полно. Автор «Горя от ума» был многосторонний человек огромного таланта и широкого образования, носивший в себе глубокие стремления и способности к науке, особенно в области изучения русской истории и Востока. Он был выдающимся дипломатом и незаурядным образованным му­зыкантом.

Умственные способности Грибоедова проявились чрез­вычайно рано. Он поступил на словесное отделение фи­лософского факультета Московского Университета в воз­расте одиннадцати лет, что даже и тогда было редким исключением; через два с половиной года он уже получил степень кандидата словесных наук. Хотя такой диплом был тогда достаточен для поступления на государственную службу, однако Грибоедов остался в университете и про­должал своё образование по юридическому факультету, на котором через два года, 15 июня 1810 года получил степень кандидата прав. По свидетельству одного совре­менника, Грибоедов наукам «учился страстно» и, изучая мате­матику и естественные науки, пробыл в университете шесть лет. Кроме того, он отлично знал иностранные языки и антич­ную литературу. Не трудно было предвидеть, что если бы Грибоедову-юноше предоставлен был свободный вы­бор его дальнейшего жизненного пути, то он сделался бы ученым, но наступившие политические события повернули его на другую дорогу. Первое десятилетие XIX века было полно в Европе славой военных подвигов Наполеона. Воен­ная атмосфера захватила и Россию. Юношество было охва­чено патриотическим движением Отечественной войны 1812 года, и Грибоедов 26 июля 1812 года вступил на военную службу. Затем, после нескольких лет шумной светской: жизни, увлечения театром и литературных выступлений в журналах, Грибоедов, по настоянию своей честолюбивой матери, мечтавшей о высокой чиновной карьере сына, вступил на дипломатическую службу в Коллегию Ино­странных Дел. Это было в 1817 году, а в следующем году, при его дальнейшем движении по службе, ему предложен был выбор между русской миссией в Соеди­нённых Штатах Америки и секретарством при миссии1 в Тегеране, под главным начальством генерала А. П. Ер­молова, имевшего свою резиденцию в Тифлисе. Грибоедов опять таки при давлении со стороны матери и отчасти из собственного интереса к Востоку, привлекавшему его своей новизной ожидаемых впечатлений, выбрал Персию. Так началась дипломатическая служба Грибоедова на Во­стоке в пределах Персии и Кавказа. Уже вовлечённый, ещё до поступления на службу, активно в литературу, стремясь к серьёзной литературной работе и обдумывая план своей будущей комедии, мечтая постоянно о жизни в русской культурной среде в Петербурге, Грибоедов после пятилетнего пребывания на Востоке получил в марте 1823 года четырёхмесячный отпуск в Москву и Петербург; не желая продолжать дипломатическую службу, он превратил этот отпуск в двухгодичное пребывание в обеих столицах, и только в мае 1825 года Грибоедов с большой неохотой отправился снова к месту своей службы.

Это обратное путешествие Грибоедова, при стремлении как можно более протянуть прибытие к месту назначения, было совершено им медленным широким окружным путём и с остановками – через Киев и Крым.

На пути в Крым из Киева Грибоедов 10 июня 1825 года писал А. И. Одоевскому: „В Крыму буду слоняться недели с три. В Керчи сяду на корабль и поплыву в Имеретию, оттудова в горы к Ермолову, итак прощайте журналы (литературные) до Тифлиса* (Соч. 111, 176). Однако он пробыл в Крыму целых три месяца. Из Симферополя 9 июля он писал С. Н. Бегичеву – очевидно лишь под самыми первыми впечатлениями от Крыма – всего несколько строк: „Я объехал часть южную и восточную полуострова. Очень доволен моим путешествием, хотя здесь природа против Кавказа все представляет словно в сокращении; нет таких гранитных громад, снеговых вершин Эльбруса, ни Казбека, ревущего Терека и Арагвы. Душа не обми­рает при виде бездонных пропастей, как там в наших краях. Зато прелесть моря и иных долин Качи, Бельбека» Касипли-Узеня и проч. ни с чем сравнить не можно. Я мои записки вёл порядочно; коли не поленюсь, пере­пишу и пришлю тебе" (Соч. III, 176–177).

Эти .записки“ до нас дошли в виде дневника с 24 июня по 12 июля. Из них видно, что в течение 19 дней Грибое­дов совершил спешное, но довольно большое и богатое впечатлениями путешествие по центральной части Крыма, интересной многими достопримечательностями со стороны природы, исторических и археологических воспоминаний. Он отправился из Симферополя, захватив предварительно не­которое пространство к северу; потом, возвратясь опять к югу, мимо дачи крымского помещика Офрена, осмотрел знаменитую, известковую водную котловину Аян, водами ко­торой жители Симферополя и теперь пользуются. Затем, оставляя в стороне Саблы и Бахчисарай, путешественник, по­стоянно имея в виду Чатыр-Даг, едет дальше зигзагами на юг по направлению к Алуште. Далее, в виду моря, идут у Грибоедова в произвольном беспорядке – сообразно с его поворотами то вниз, то вверх, то в стороны - Байдарская долина, Балаклава, Георгиевский монастырь, а над всем этим с разных сторон величественный и огромный Чатыр-Даг; дальше идёт Севастополь, Херсонес. Тут охва­тывают путешественника исторические воспоминания, ве­щественные памятники прошлого. .Смотрящему назад видны два кургана, один прибрежный, другой средиземный. Я на этом (т. е. на последнем) был, – груда камней и около него два основания древних зданий. Солнце заходит в море, и чёрное облако застеняет часть его; остальная в виде багрового серпа месяца. Худое знамение для Варягов... (Соч. III. 77). В этом слиянии природы и истории сказывается свойственное Грибоедову чувство истории как живой дей­ствительности. С ним сливается и реальное ощущение жизни Старая церковь на горе, школа – самое чистенькое здание. Настоящий Грек, слуга в трактире, пылает жела­нием сразиться с Греками и сдирает с меня в три-дорога за квартиру*. (Соч.111,75). Прощаясь с Севастополем, путе­шественник замечает: «На возвратном пути, перейдя ров Стрелецкой бухты, на пологом возвышении к древнему Корсуню - древние фундаменты, круглые огромные камни и площади. Не здесь ли витийствовали Херсонцы (жители Херсонеса), живали на дачах и сюда сходились на со­вещания?*. (Соч. III, 78–79).

После посещения Чуфут-Кале, через долины Альмы, Качи и Салгира, Грибоедов возвращается в Симферополь 12 июля и записывает в своём дневнике: .Лунная ночь. Пускаюсь в путь между верхней и нижней дорогой. Приезжаю в Саблы, ночую там и остаюсь утро. Теряюсь по садовым извивам я темным дорожкам. Один и счастлив... Возвращаюсь в го­род* (Соч. III, 82).

Нет возможности без исчерпывающего изыскания пред­ставить себе всю прелесть этих ,,записок‘‘ Грибоедова о крат­ком путешествии его по Крыму. Но особенно привлекатель­ны они для человека с наклонностью к научной мысли. В своих заметках о Крыме Грибоедов не столько интере­совался современным бытом, сколько прошлым этой стра­ны. Для таких наблюдений он был достаточно вооружён. Знакомый с Крымом по своей прежней начитанности в ис­торической и географической литературе, Грибоедов упоми­нает о знаменитом географе и путешественнике по Крыму Палласе (XVIII в.), о сочинении И. М. Муравьева-Апостола „Путешествие по Тавриде в 1820 году“ (изд. в 1823), ци­тирует летопись Нестора, делает исторические и этногра­фические догадки, например об Инкермане: „Инкерман са­мый фантастический город. Представляю его себе снизу доверху освещённым вечером. Но где брали воду? от чего (т. е. откуда и какие) монахи? Во всяком случае Аркане, ибо Готфы сперва были Ариане. Таков был и переводчик их Библии епископ Ульфила“ (Соч. III, 77). В вопросе о впе­чатлениях, вынесенных Грибоедовым из Крыма, важным до­полнением к его „запискам являются два письма Грибое­дова к своему другу С. Н. Бегичеву – одно из Симферополя от 9 октября, а другое из Феодосии от 12 сентября 1825 года. Они стоят того, чтобы привести из них отрывки.

1. Судак. „Спустились (Грибоедов и его слуга-спутник) в роскошную Судакскую долину. Я не видал подобной, и она считается первой в полуострове но избытку вино­градников. Саки от Таракташа до моря на протяжении не­скольких верст. Странные верхи утесов, и к западу уединен­ные развалины Генуэзского замка... На другой день рано побрёл к мысу, на котором разметаны Сольдяйские ру­ины (,,Сольдайя‘‘– древнее итальянское название Судака). Я выл один. Александра отправил по колясочной дороге в Кафу. Кто хочет посетить прах и камни славных усопших, не должен брать живых с собою. Это мною несколько раз испы­тано. Поспешная и громкая походка, равнодушные лица и пу­ще всего глупые ежедневные толки спутников часто не давали мне забыться, и сближение моей жизни, последнего пришельца, с судьбой давно отошедших от меня было по­теряно. Не так в Сольдайе. Мирно и почтительно взошел я на пустырь, обнесённый стенами и обломками башен, цеп­ляясь по утёсу, нависшему круто в море, и бережно доб­рался до самой вершины, там башня и вход уцелели... И не приморскими видами я любовался, перебирал мысленно мно­гое, что слыхал и видел... Когда я сошёл сверху к берегу, лошади были приведены, и я поскакал. Скучные места, без зелени, без населения, солонец, истресканный палящим солнцем, местами полынь растет, таким образом до Кокозкой долины,. где природа щедрее и разнообразнее...“ (Из 2-го письма. Соч. III, 179–180).

2. Феодосия. „Нынче обегал весь город. Чудная смесь вековых стен прежней Кафы и наших однодневных маза­нок. Отчего однако воскресло имя Феодосии, едва извест­ное из описаний географов, и поглотило наименование Кафы, которая громка во стольких летописях европейских и восточных? На этом пепелище господствовали некогда готические нравы генуэзцев; их сменили пастырские обы­чаи Мунгалов... за ними явились мы, всеобщие наслед­ники...‘‘ (Из 2-го письма. Соч. III, 180–181).

А вот отрывок из первого письма, посвящённый Гри­боедовым самому себе, в свойственном ему в последние годы тоне недовольства собой, пессимизма и каких-то мрач­ных предчувствий при возвращении к ненавистной ему во­сточной службе в Персии и на Кавказе. „Наконец, еду к Ермолову послезавтра непременно. Всё уложено. Ну, вот почти три месяца провёл в Тавриде, а результат нуль (в смысле художественного творчества и в частности ра­боты над комедией, которой был готов уже план и набро­саны некоторые отрывки). Ничего не написал. Не знаю, не слишком ли я от себя требую? Умею ли писать? Право, для меня всё еще загадка... Верь мне, чудесно всю жизнь свою прокататься на 4-х колёсах. Кровь волнуется, высо­кие мысли бродят, воображение свежо, какой-то бурный огонь в душе пылает и не гаснет... Но остановки, отдыхи двухнедельные, двухмесячные для меня пагубны, задремлю либо завьюсь чужим вихрем, живу не в себе, а в тех лю­дях, которые поминутно со мною, часто же они дураки набитые. Подожду, авось придут в равновесие мои замы­слы беспредельные и ограниченные способности. Сделан одолжение, не показывай никому этого лоскутка моего пачканья“. (Сочин. Ill, 178). На этом заканчиваются записи Грибоедова о пребывании его в Крыму.

Источник:
Известия Крымского пединститута. 1947. Том 12. С. 177–181.

Петр Великий и трагедия А. С. Грибоедова о князе Владимире.

В этот день скончался Петр I (1672–1725).

Личность и подвиги первого Императора России, ставшие яркими страницами истории, получили массу откликов в искусстве. Не обходили стороной Петра в своем творчестве и русские литераторы – в том числе, А. С. Грибоедов.

Царь Петр
(из книги "Петр Первый").

Доподлинно известно, что автор «Горя от ума» был знаком с работами И. И. Голикова «Деяния Петра Великого, мудрого преобразователя России» и Н. И. Новикова «Древняя Российская вивлиофика». Анализ этих книг нашел свое отражение в ряде грибоедовских заметок и писем.

Отклики Грибоедова о Петре особо интересны в свете его творческой работы в Крыму – над трагедией о князе Владимире I. В известной степени они позволяют установить, «какие проблемы ассоциировались» (Ю. М. Лотман) у автора «Горя от ума» с Крестителем древних русичей.

Сравнение Петра и Владимира было нередким явлением в художественно-литературной традиции. Имя первого русского Императора встречается в трагедокомедии Феофана Прокоповича «Владимир» и в одноименной поэме М. М. Хераскова. Что же до Грибоедова, то в его художественном сознании, вероятно, фигуры двух государей не только сопоставлялись, но и противопоставлялись.

В отличие от многих современников, создатель «Горя от ума» не входил в круг «поклонников Петра» (А. Н. Пыпин). Вот почему его отклики об Императоре в основном носят недоброжелательный характер. А некогда известные стихи Грибоедова, посвященные этому деятелю, так и не были ни разу опубликованы – «как не совсем удобные для печати» (Н. К. Пиксанов).

Заметки Грибоедова о Петре немногочисленны и почти всегда лаконичны.

«Введение рабства чрез подушную подать», – и далее: «Безмерные подати», – и еще: «Несведующие судьи». Такими словами Грибоедов характеризует роль Петра в жизни подвластных ему людей. Что же до сподвижников, то к ним первый русский Император, во-первых, недоверчив: «Бегство Петра в 1689 году в Троицкий монастырь от горсти стрельцов Щегловитого, между тем, как он находился посреди своей потешной гвардии, либо несказанная трусость, либо недоверчивость к окружающим», – и далее: «Клевета на Хованских и их казнь не делает чести прозорливости Петра», – а во-вторых, деспотичен, вследствие чего не боится утвердить единоличную власть, распустив Боярскую Думу: «Отмена формулы: "Государь сказал, Бояре приговорили"».

Приведенные заметки о Петре указывают на то, что в характере русских самодержцев Грибоедова должны были занимать две составляющие: отношение к народу и к ближайшему окружению. Каким же в свете этого интереса виделся автору князь Владимир?

Если верить Н. М. Карамзину, с «Историей ...» которого Грибоедов был хорошо знаком, киевский государь был полной противоположностью Петру. Вот каким было отношение Крестителя к верноподданным: «Будучи другом усердных Бояр и чиновников, он был истинным отцем бедных, которые всегда могли приходить на двор Княжеский, утолять там голод свой и брать из казны деньги». И еще: «… Больные, говорил Владимир, не в силах дойти до палат моих – и велел развозить по улицам хлебы, мясо, рыбу, овощи, мед и квас в бочках». Так же, по словам Карамзина, Креститель не боялся привлекать к управлению государством других представителей знати: «… Любил советоваться с мудрыми Боярами о полезных уставах земских». И еще: «… Владимир любил дружину и с нею совещался об устройстве страны, и о войне, и о законах страны, и жил в мире с окрестными князьями».

Итак, заметки Грибоедова позволяют сделать вывод, что одной из центральной в его трагедии о Крестителе могла оказаться тема власти. Веское доказательство тому – наблюдения над идейно-поэтическими характеристиками других сочинений автора. Драмы Грибоедова «Грузинская ночь», «Родамист и Зенобия» и «1812 год», комедии «Дмитрий Дрянской» и «Горе от ума» сближались с традицией «русской политической трагедии» (В. Э. Вауро) именно благодаря своему гражданскому звучанию. Как видно, свое место среди этих работ занимало и сочинение о князе Владимире – что не может не свидетельствовать об особой роли Крыма в творческом развитии Грибоедова-драматурга.


Литература:
Минчик С. С. Грибоедов и Крым. Симферополь, 2011. С. 132, 133, 134, 135.

«Ученая республика» в преддверии визита А. С. Грибоедова на Юг.

В этот день, 15 декабря 1824 года А. С. Грибоедов стал действительным членом Вольного общества любителей российской словесности, также известного как «Ученая республика». Что же заставило автора «Горя от ума» вступить в ряды ВОЛРС – на тот момент являвшегося «наиболее значительным из всех организаций подобного типа» (В. Г. Базанов)?

Цель работы «Ученой республики» состояла в благотворительности и, что немаловажно, в просвещении всего русского народа. Неслучайно, журнал, издававшийся членами Общества и ставший его главным рупором, назывался «Соревнователь просвещения и благотворения».

На своих сборах члены ВОЛРС занимались обсуждением достаточного широкого круга тем. Доказательство этому – следующие направления деятельности Общества, зафиксированные в его Программе: «Описание земель и народов. Исторические отрывки и биографии знаменитых мужей. Ученые путешествия. Разные рассуждения, речи и вообще все любопытное по части наук и художеств» (В. Г. Базанов). Примечательно, что только в одном 1824 году, в конце которого Грибоедов и был избран членом ВОЛРС, на двадцати четырех его заседаниях были обсуждены следующие доклады и сочинения: «Первое посольство в Голландии при царе Алексее Михайловиче» А. О. Корниловича, «Историческо-топографическое описание города Кадикса и его острова» О. М. Сомова, «Замечания [Наполеона – С. М.] об острове и ордене Мальты» и «Путешествие на катере» Н. А. Бестужева, анонимные «Отрывки из журнала плавания Этолина», «Описание карпатских Альп» В. Б. Броневского и «Отрывки из путешествия» В. К. Кюхель­бекера.

Среди членов ВОЛРС, близко знавших Грибоедова, следует упомянуть сразу несколько литераторов. В 1820 году Н. И. Греч представлял здесь «Несколько походных записок русского офицера», изданных штабс-капитаном И. И. Лажечниковым, и «Письмо с острова Сен-Доминго», а В. К. Кюхельбекер предлагал к рассмотрению «Европейские письма». В 1821 году «Ученая республика» изучала «Записки об Испании» Ф. В. Булгарина, в 1822-ом разбирала сочинение Д. М. Княжевича «Прием английских путешественников в Египте», а спустя еще один год – «Воспоминания о Германии …» Н. И. Греча.

Как видно, в литературной программе ВОЛРС жанр путешествия занимал одно из ключевых мест. Еще в 1817 году секретарь «Ученой республики» А. А. Никитин предлагал издание полной «Российской энциклопедии», поясняя целесообразность данного проекта наличием множества «достопримечательных и любопытных мест в отечестве нашем, ожидающих трудолюбивой руки любителей изящности». А в начале 1820 года вице-президент организации В. Н. Каразин утверждал: «… Вместо путешествий небывалых опишем лучше путешествия действительные, совершенные в недрах отечества нашего». И далее: «Исчислим естественные произведения России, нравы ее разновидных областей, от кочующего на льдах полярных чукчи до индейца, благоговейно поклоняющегося бакинскому огню». Этому же деятелю принадлежит еще один характерный призыв: «Пора перестать быть подражателями только».

Едва ли возможно установить всех деятелей ВОЛРС, которые поддерживали с Грибоедовым дружеские отношения и в известной степени влияли на его художественные воззрения. Однако нельзя не заметить того, что среди них мог оказаться целый ряд исследователей и путешественников, не только бывавших в Полуденной России, но и писавших о ней (вплоть до 1825 года). Не считая авторов художественных сочинений на «древнерусскую» и «малороссийскую» тематику, таковыми могли стать В. Г. Анастасевич, В. Б. Броневский, В. В. Измайлов, П. И. Кеппен, А. О. Корнилович, Я. М. Лыкошин, А. Н. Пушкин, А. Ф. Рихтер и Д. И. Языков.

Писали об Украине и так называемые «посторонние лица» (Устав ВОЛРС) – те, кто, не являясь членом Общества, все же принимал участие в его деятельности. К числу таковых принадлежал и грибоедовский родственник П. А. Муханов, чье «Описание древностей, найден­ных в Киеве…» было одобрено на заседании «Ученой республики» 1 сентября все того же 1824 года.

Как видно, став членом ВОЛРС, Грибоедов оказался среди исследователей и литераторов, считавших «путешествие» весьма авторитетным жанром. Как же повлиял этот факт на драматурга после 1824 года?

Вступление Грибоедова в ряды ВОЛРС совпадает с переломным этапом его художественного развития. Именно в это время автор «Горя от ума» прекращает свои опыты в области драматургии и принимается за поиск новых форм творческой самореализации. Таковые должны были отвечать его мышлению интеллектуала и вынужденному образу жизни дипломата.

Исканиям Грибоедова помогает общение с авторами травелогов и собственные эксперименты в области художественно-документальной прозы. Именно с литературным «путешествием» автор «Горя от ума» отныне связывает будущее своего творчества. Этот жанр как никакой иной соответствует представлениям Грибоедова о художнической свободе и роли искусства в жизни общества. Наконец, в работе с травелогом писатель-дипломат также намеревается решить давно волновавшую его проблему соотношения творчества и службы.

Увлечение Грибоедова литературой путешествия, с одной стороны, привлекает внимание автора к «Ученой республики», а с другой – лишь усиливается после вступления в ее ряды.

Что же до крымского путешествия, то именно оно и позволяет создателю «Горя от ума» испытать свою новую эстетическую программу в деле. Свидетельство тому – путевой дневник 1825 года, ставший неповторимым явлением как в творчестве Грибоедова, так и в русской прозе того времени.


Литература:
Минчик С. С. Грибоедов и Крым. Симферополь, 2011. С. 173, 174, 176–177.

Для чего А. С. Грибоедов встречался с Н. М. Карамзиным накануне поездки в Крым?

В этот день родился Николай Михайлович Карамзин (1766–1826) – великий русский историк, писатель и общественный деятель.

Николай Михайлович Карамзин
(из книги "Письма русского путешественника").

«… Стыдно было бы уехать из России, не видавши человека, который ей наиболее чести приносит своими трудами», – писал А. С. Грибоедов о Карамзине в 1824 году. И далее: «Я посвятил ему целый день в Цар­ском Селе и на днях еще раз поеду на поклон».

Установлено, что творчество Грибоедова испытывало сильное влияние карамзинизма как школы «сентиментальной» литературы. С другой стороны, известен и тот интерес, который проявлял автор «Горя от ума» к отечественной истории. Почему в таком случае с Карамзиным Грибоедов встретился именно в 1824-ом, а не годом ранее или, к примеру, в первый столичный период своей жизни?

Успехи в драматургии не могли удержать автора «Горя от ума» от поисков иных форм творческого самовыражения. Грибоедов остро нуждался в жанре, который позволил бы ему сочетать искусство с деятельностью по службе и в полной мере отвечал бы его натуре художника-интеллектуала. Неизбежным кажется обращение писателя-дипломата к травелогу – «литературному путешествию», специфика которого в полной мере отвечала его новым эстетическим и жизненным установкам.

Решительное влияние на развитие травелога в России оказали «Письма русского путешественника», изданные Карамзиным в 1791–1795 гг. Само собой разумеется, Грибоедов знал об этом и потому не мог видеть в своем именитом собеседнике одного лишь историка или просто художника-сентименталиста. Да и случайно ли то, что встречи с Карамзиным он искал в 1824 году – в самый разгар подготовки к путешествию в Европу? В ходе этой поездки Грибоедов-прозаик явно рассчитывал испытать свою новую творческую программу, центральное место в которой отводилось именно травелогу.


Литература:
Минчик С. С. Грибоедов и Крым. Симферополь, 2011. С. 172, 190–191.

«... У него в Крыму жил Грибоедов». Памяти Н. В. Сушкова.

В этот день родился Николай Васильевич Сушков (1796–1871) – русский чиновник и публицист, приятель А. С. Грибоедова.

Николай Васильевич Сушков
(из книги "Грибоедовские места").

С автором «Горя от ума» Сушков познакомился еще в Московском благородном пансионе, учеником которого был и Грибоедов. Насколько хорошо оба знали друг друга в то время, неизвестно. Однако в 1825 году их встречи, по всей вероятности, были довольно частыми, а отношения – близкими. Во всяком случае, со временем Сушков утверждал, что в Крыму «Грибоедов часто услаждал» его своей игрой на клавикордах. А В. И. Ярославский, близко знавший автора приведенных слов, заявлял: «…У него в Крыму жил Грибоедов».

Факт общения Сушкова с автором «Горя от ума» на Юге, хотя и кажется второстепенным, не является таковым в действительности. Он позволяет не только понять характер окружения Грибоедова в 1825 году, но и более того – определить место Крыма в его идейно-творческой эволюции.

«…Товарищ Грибоедова по Благородному пансиону, служил советником казенной палаты в Крыму», – так пишут о Н. В. Сушкове комментаторы последнего академического издания ПССГ. Между тем приведенную характеристику нельзя считать правильной сразу по нескольким причинам.

Во-первых, потому, что, как и Грибоедов, Сушков активно занимался литературным творчеством. И даже несмотря на то, что с 1818 года он «совершенно прекратил занятия литературой» (РБС), современники знали его как драматурга, поэта и журналиста, чьи произведения некогда пользовались успехом.

Во-вторых, будучи местным чиновником, Сушков, по-видимому, оставался человеком прогрессивных взглядов. Подтверждение этому – не только его карьера государственного деятеля, сложившаяся со временем, но и конфликты с начальством, отзвуки которых запечатлены в архивных документах и мемуаристике.

Как писатель Сушков, несомненно, был особенно близок автору «Горя от ума» в Крыму. Потому их встречи и разговоры «на чужой стороне, посреди татар» (Н. В. Сушков) не могли не касаться литературы и так или иначе способствовали развитию Грибоедова-художника. С другой стороны, опыт Сушкова в деле хозяйственного освоения Юга России также мог заинтересовать его прославленного соученика. Ведь известно, например, что Грибоедов был увлечен идеей социально-экономических преобразований на Кавказе. А значит и в 1825 году эта идея должна была наполняться новым содержанием – на этот раз под влиянием его собственных наблюдений над колониальной политикой царизма и компетентных отзывов о ней.


Литература:
Минчик С. С. Грибоедов и Крым. Симферополь, 2011. С. 57–58, 64–65.

Тема «Грибоедов и Украина» на закате советской эпохи.

7 ноября 1954 года родился Анатолий Александрович Новиков – доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой украинской и зарубежной литературы Глуховского национального педагогического университета имени Александра Довженко.

Свою первую – кандидатскую – диссертацию профессор Новиков посвятил теме «Грибоедов и Украина». Эта работа стала первым в истории научным трудом, где визит драматурга на Юг получил монографическое описание.

Вышедшее в свет в кризисном 1991 году, исследование А. А. Новикова оказалось не известным широкому кругу читателей. Как результат, вне поля зрения специалистов остался целый ряд идей и наблюдений, значимых для грибоедоведения.
Располагая авторефератом диссертации А. А. Новикова, считаю нужным сделать его текст доступным Интернет-аудитории. Публикацию данной работы сопровождаю искренними поздравлениями в адрес Анатолия Александровича по случаю его дня рождения!

Профессор А. А. Новиков. 

* * *


ХАРЬКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ
ИМ. Г. С. СКОВОРОДЫ

На правах рукописи

НОВИКОВ Анатолий Александрович 

ГРИБОЕДОВ И УКРАИНА

Специальность 10.01.01 – русская литература 

Автореферат 

диссертации на соискание ученой степени 

кандидата филологических наук

Харьков – 1991

* * *

Работа выполнена на кафедре русской и зарубежной литературы Харьковского государственного педагогического института им. Г. С. Сковороды

Научный руководитель: 

 доктор филологических наук, профессор Л. Г. Фризман

Официальные оппоненты: 

доктор филологических наук, профессор И. Я. Заславский,

кандидат филологических наук, доцент М. Л. Гомон

Ведущая организация – Нежинский государственный педагогический институт им. Н. В. Гоголя

Защита состоится 21 ноября 1991 г. в 11 часов на заседании специализированного совета К 113.24.01 по присуждению ученой степени кандидата наук в Харьковском государственном педагогическом институте им. Г. С. Сковороды (310078, Харьков, ул. Артема, 29).

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Харьковского государственного педагогического института им. Г.С. Сковороды

Автореферат разослан 20 октября 1991 г.

Ученый секретарь специализированного совета

кандидат филологических наук, доцент В. С. Приходько

Изучение русско-украинских литературных связей является одним из важнейших направлений в современном украинском литературоведении. Одним из первых к серьезному рассмотрению истории взаимоотношений русской и украинской литератур обратился А. И. Белецкий. В его обстоятельных трудах «Шевченко и русская культура» (1939), «Пушкин и Украина» (1954), «Пути развития русско-украинского литературного единения» (1955) и других на конкретных примерах показано развитие украинской темы в русской литературе, определены причины обращения русских писателей к украинской теме. Значительным событием явилась публикация в 1987 году двухтомного труда коллектива ученых Института литературы им. Т. Г. Шевченко АН УССР «История украинско-русских литературных взаимоотношений». Авторы детально прослеживают процесс единения двух народов с древнейших времен до наших дней. В их поле зрения, в частности, такой шедевр отечественного и мирового искусства, как «Слово о полку Игореве», произведения Феофана Прокоповича и Симеона Полоцкого, творчество поэтов и прозаиков ХVIII – ХХ столетий, включая Пушкина, Шевченко, Лермонтова, Франко, Л. Толстого, Гребенки, Горького и т. д. Весомый вклад в изучение литературных связей русского и украинского народов внесли такие ученые, как Н. Е. Крутикова, И. Я. Заславский, Д. В. Чалый, Ф. Я. Прийма и другие.

Вместе с тем до настоящей поры остаются малоизученными в этом плане жизнь и творческое наследие А. С. Грибоедова. Учитывая обостренность в современном мире межнациональных противоречий, рассмотрение темы «Грибоедов и Украина» представляется весьма актуальным.

Состояние изучения проблемы. Тема «Грибоедов и Украина» в отдельных аспектах затрагивалась в трудах Н. К. Пиксанова, М. В. Нечкиной, Н. И. Николаева, В. А. Чаговца, М. В. Базилевича, Л. Ильинского и некоторых других авторов. В то же время она никогда не была объектом специального исследования. Межу тем Грибоедов, как известно, жил на Украине, встречался с писателями, активно разрабатывавшими украинскую тему в своем творчестве. С другой стороны, творчество Грибоедова было предметом постоянного внимания широких слоев украинской общественности.

Таким образом, назрела необходимость рассмотреть тему «Грибоедов и Украина» как самостоятельную проблему.

Цели и задачи диссертации состоят в следующем:

а) установить истоки интереса Грибоедова к Украине, а также степень его знакомства с ее историей и культурой;

б) исследовать творческие связи поэта с писателями, историками, другими деятелями культуры, изучавшими Украину;

в) проследить отражение украинской темы в творческом наследии Грибоедова;

г) осветить восприятие творчества Грибоедова украинским обществом ХIХ – начала ХХ века;

д) проследить сценическую историю комедии «Горе от ума» в дооктябрьский период.

Научная новизна исследования определяется поставленными в нем задачами, решение которых позволило расширить представление о Грибоедове как о писателе, активно изучавшем украинскую тему, что нашло свое отражение в его творческих планах, письмах, «Черновой тетради». В научный оборот вводятся архивные материалы, хранящиеся в Государственном центральном театральном музее имени А. А. Бахрушина (Москва), Рукописном отделе ЦНБ АН УССР (Киев), Государственном архиве Харьковской области (Харьков). В диссертации также дается освещение фактов, в том числе новых, относящихся к проблеме восприятия творчества поэта в дореволюционный период широкими слоями украинской общественности, впервые системно прослеживается история постановок «Горя от ума» на украинской сцене с начала ее театральной жизни до 1917 года.

Объектом исследования являются записи, вошедшие в «Черновую тетрадь» Грибоедова, эпистолярное наследие драматурга, материалы деятелей украинской культуры, посвященные жизни и творчеству Грибоедова, рецензии на постановки «Горя от ума» на украинской сцене.

Методологическую основу диссертации составляют законы диалектики, рассматривающей явления во взаимосвязи и взаимообусловленности. Анализ восприятия творческого наследия Грибоедова производится в приемственных связях и с учетом конкретных социально-исторических обстоятельств. В процессе исследования использованы описательный, социально-генетический,историко-функциональный,сравнительно-исторический методы.

Практическое значение работы. Результаты исследования могут быть использованы преподавателями университетов и пединститутов в курсе истории русской литературы, в спецкурсах и спецсеминарах, а также учителями средней школы с углубленным изучением литературы и на факультативных занятиях. Материалы диссертации могут найти применение и при создании новой истории русской литературы первой половины ХIХ века, при изучении истории дореволюционного театра.

Апробация работы. Диссертация обсуждалась на заседаниях кафедры русской и зарубежной литературы Харьковского государственного педагогического института им. Г. С. Сковороды. Основные положения диссертационного исследования излагались в выступлении на всесоюзной межвузовской конференции «Литература инравственность» (Ставрополь, октябрь 1990),докладывались во время ленинских чтений по итогам научно-исследовательской работы Харьковского пединститута в 1989, 1990, 1991 гг., а также на научных конференциях молодых ученых и преподавателей ХГПИ в 1988, 1989 и 1990 гг.

Структура исследования. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и списка литературы.

Во введении обосновывается актуальность темы,цели и задачи исследования, его теоретическая и практическая значимость, показано состояние научной разработанности проблемы.

В первой главе исследуются истоки интереса Грибоедова к украинской теме, его связи с деятелями культуры, изучавшими Украину; определяется степень знакомства поэта с ее историей и современным состоянием края. Значительное внимание уделяется освещению творческих планов автора «Горя от ума»,его контактов с членами Южного общества.

Среди друзей и знакомых Грибоедова было немало литераторов не только хорошо знавших историю, фольклор, быт и нравы украинского народа, но и активно разрабатывавших украинскую тему в своем творчестве. Многие из тех, с кем он общался, долгое время жили на Украине или были выходцами из нее. Прежде всего это писатели-декабристы О.М.Сомов, К. Ф. Рылеев, Ф. Н. Глинка, Н. И. Гнедич, для которых героическое прошлое украинцев стало своего рода формой выражения их свободолюбивых и патриотических идей. Без сомнения, Грибоедов знал их произведения, в том числе такие, как «Песнь о Богдане Хмельницком» и «Гайдамак» Сомова, «Богдан Хмельницкий и «Наливайко» Рылеева «Зиновий Богдан Хмельницкий, или освобожденная Малороссия», «Письма из Киева» и «Крестьяне в Галиции» Глинки.

Интересовались украинской темой также ближайшие друзья и единомышленники драматурга В. К. Кюхельбекер, А. И. Одоевский, А. А. Бестужев-Марлинский, другие его знакомые (писатели, историки, деятели культуры), включая Пушкина.

Задумав поездку на Украину, Грибоедов стал к ней серьезно готовиться. Им, в частности, были изучены такие фундаментальные труды, как «Описание Украйны» Боплана, «Путешественные записки от Петербурга до Херсона» В. Ф. Зуева, «Путешествие по Тавриде в 1820 г.» И. М. Муравьева-Апостола, «История Российская» В. Н. Татищева, «История Государства Российского» Н. М. Карамзина, «Летопись русская с Воскресенского списка», «Краткое описание Киева, содержащее историческую перечень сего города, также показание достопамятностей и древностей оного» М. Берлинского, «Таврида, или мой летний день в Таврическом Херсонесе» С. Боброва и многие другие.

Анализ изученной Грибоедовым литературы подводит к выводу, что это были, как правило, тщательно подобранные сочинения и справочники русских и зарубежных авторов, изучавших Россию (в том числе Украину) в историческом, географическом и культурном аспектах. Судя по записям в «Черновой тетради», поэт хорошо знал историю и культуру Украины с древнейших времен. Он нередко цитирует Нестора-летописца, ссылается на «Книгу Большому Чертежу в списке 1627 г.» и «Историю Российскую В. Н.  Татищева». Грибоедов интересовался, в частности, эпохой правления князя Владимира и междоусобных распрей ХІІ – ХІІІ столетий. Повышенное внимание драматурга к этим периодам отечественной истории объяснимо и оправдано. Это были переломные моменты в судьбе страны. Конец Х века ознаменовался принятием на Руси христианства, что значительно упрочило ее связи с Византией, а следовательно, способствовало более интенсивному экономическому и духовному развитию. В то время как междоусобицы ослабляли древнерусское государство, делали его беззащитным накануне монголо-татарского нашествия. Особенно часто Грибоедов обращается к сочинению французского инженера ХVII столетия Боплана «Описание Украйны», где очень обстоятельно рассказывается о жизни, традициях и обрядах украинцев накануне воссоединения с Россией. Более всего его интересуют страницы, повествующие о запорожских казаках. Это нашло свое отражение в небольшой заметке поэта о запорожце, в сжатой форме которой сконцентрированы важные сведения о быте, нравах, и образе жизни украинского казачества.

Найденный во время ареста автора «Горя от ума» «Опыт собрания старинных малороссийских песней» Н. А .Цертелева свидетельствует об увлечении драматурга украинским народным творчеством. Очевидно, по примеру писателей-декабристов он собирался использовать фольклорные мотивы Украины в своих произведениях.

Как видно по записям в рабочей тетради, при подготовке к поездке на Украину Грибоедов обращался к «Слову о полку Игореве». Притом поход новгород-северского князя интересовал его, судя по всему, не только с художественной, но и с научно-исследовательской точки зрения, о чем говорит факт изучения им «Исторического исследования о местоположении древнего Тмутараканского княжения» А. И. Мусина-Пушкина. Следы влияния «Слова» прослеживаются также в его «Диалоге половецких мужей» – дошедшем до нас отрывке незаконченной поэмы времен борьбы Киевской Руси с половцами.

Органичным продолжением изучения Украины была поездка Грибоедова летом 1825 года в Киев и Крым. В Киеве поэт посетил Киево-Печерскую лавру, Софийский собор, другие исторические и культурные памятники, любовался приднепровской природой. Здесь же он встречался с будущими декабристами А. Муравьевым, С. Трубецким, М. Бестужевым-Рюминым, С. и М. Муравьевыми-Апостолами.

После двухнедельного пребывания в Киеве автор «Горя от ума» отправился в Крым, где находился около трех месяцев. В Крыму он также общался с членами Южного общества – Н. Оржицким и М. Орловым. Путешествуя по полуострову, Грибоедов побывал в Симферополе, Феодосии, Севастополе, Ялте, Алупке, Симеизе, Бахчисарае. Свои впечатления поэт заносил в «Путевые записки», делился ими в письмах с друзьями. Он изучал и измерял развалины древних сооружений, строил археологические и этнографические догадки. На страницах его дневника нередко встречаются высказывания о Кремле различных путешественников, с которыми он соглашается или аргументировано опровергает. Посетив развалины Херсонеса (Корсуня), драматург пытался определить то место, где стояла построенная князем Владимиром церковь. Характерно, что Грибоедов не только описывал вековые замки, церкви, башни, но и, подобно Пушкину, делал зарисовки особенно привлекших его внимание сооружений. Художественная ценность этих рисунков, или чертежей (они, как правило, обозначены лишь контурами), конечно же, невелика, однако они в еще большей степени расширяют наше представление об интересе драматурга к достопримечательностям полуострова.

Автор «Горя от ума» не ограничивался изучением истории и археологии Крыма. В немалой степени его внимание привлекали и местные жители. Он высказывает свои суждения относительно некоторых особенностей в лицеочертании приморских татар, исследует родословную татар Альбугази, указывает на нетипичность внешнего вида встречавшихся ему в горах пастухов. Притом собственные наблюдения, как и в других случаях, писатель сравнивает с высказываниями авторитетных ученых.

Основываясь на записях в «Черновой тетради», эпистолярном наследии Грибоедова, воспоминаниях современников, можно придти к выводу, что украинский материал поэт собирался использовать для создания новых произведений – трагедии о князе Владимире, драматизированной поэмы о противоборстве Киевской Руси с половцами («Диалог половецких мужей» – часть задуманного сочинения), широкого эпического полотна борьбы украинского народа за свою независимость в национально-освободительной войне 1648 – 1654 годов. Есть основания считать, что поездка драматурга на Украину летом 1825 года была обусловлена главным образом поиском новых сюжетов.

Во второй главе рассматривается история восприятия творчества автора «Горя от ума» украинским обществом в дооктябрьский период.

Ранние пьесы Грибоедова «Своя семья, или Замужняя невеста» (1817) и «Притворная неверность» (1817 – 1818) вошли в репертуар украинских театров едва ли не сразу после их публикации. Известно, например, что они ставились в Полтавском драматическом театре уже в конце 1810 – начале 1820-х годов. Гораздо сложнее обстояло дело с комедией «Горя от ума», постановка корой была запрещена на провинциальной сцене вплоть до 1863 года. Тем не менее, минуя многочисленные препятствия, пьеса распространялась по стране во множестве рукописных списков, которые не утратили своего значения и после того, как в 1833 году ее разрешено было печатать. Цензура настолько искалечила «Горе от ума», что многие из поклонников его автора еще долго после этого официальным изданиям предпочитали «неотредактированные» рукописные списки.

Передовая украинская интеллигенция не только знала содержание комедии Грибоедова, но и высказывала о ней критические суждения. К примеру, харьковский журналист А. Я. Кульчицкий в 1840 году указывал на то, что роль Чацкого нужно играть просто и естественно, «без малейших натяжек». Анализ художественных произведений и писем Т. Г. Шевченко говорит о том, что «Горе от ума» оказало существенное влияние на формирование его эстетических принципов. Свидетельства знакомства Кобзаря с пьесой нетрудно найти в его повестях и поэмах, в частности в «Прогулке с удовольствием и не без морали», «Юродивом», «И мертвым, и живым…». Высокую оценку дал Грибоедову И. Я. Франко, назвавший драматурга наряду с Пушкиным и Лермонтовым властителем дум прогрессивной российской молодежи. По мнению М. П. Драгоманова, известного украинского публициста, историка и фольклориста, «Горе от ума» положило начало сатирическому направлению во всероссийском масштабе. Большой интерес к грибоедовскому произведению проявляли М. Л. Кропивницкий, А. К. Саксаганский, И. К. Карпенко-Карый.

О широкой популярности Грибоедова на Украине в дооктябрьский период свидетельствуют хранящиеся в Центральной научной библиотеке АН УССР письма и записки ряда представителей украинской интеллигенции того времени – профессора Киевского университета А. И. Селина, преподавателя Прилукской гимназии Богословского, жителя села Ярошовка И. Горленко и некоторых других.

Не ослабевает внимание к творческому наследию автора «Горя от ума» во второй половине ХIХ века и со стороны русского драматического театра. Как и в предыдущее время, многие из популярных актеров Украины (М. Т. Иванов-Козельский, Н. П. Рощин-Инсаров, Н. А. Самойлов-Мичурин) берут знаменитую пьесу для своих бенефисов.

С большой торжественностью отмечался на Украине столетний юбилей со дня рождения драматурга. Мероприятия, посвященные знаменательной дате, состоялись в Киеве, Харькове, Полтаве, Николаеве, Симферополе, Ялте, Одессе. Во всех этих городах, за исключением последнего, в праздничные дни исполнялось «Горе от ума». Притом, как правило, по несколько раз. В Ялте, по словам современников, в конце спектакля была поставлена «живая картина», а в Харькове – «апофеоз» с чтением перед бюстом поэта стихотворения, посвященного его памяти. В программу труппы Киевского драматического театра «Соловцов» входило исполнение большой музыкальной кантаты на слова Грибоедова «Прости, отечество». Постановка «Горя от ума» подготовлена была в новых декорациях и с костюмами 1820-х годов. Едва ли не все газеты и журналы, издаваемые на Украине, поместили на своих страницах биографические очерки о великом русском писателе, литературно-критические статьи о его творчестве или рецензии на спектакли «Горя от ума». В качестве характерного примера можно привести харьковскую газету «Южный край», которая, по мимо подробного освещения празднования юбилея в своем городе, рассказала о том, как проходило торжественное заседание в Москве, в Обществе любителей российской словесности, где с проникновенной речью о Грибоедове выступил выдающийся ученый А. Н. Веселовский.

На заседании Историко-филологического общества в Нежине, посвященному этому событию, выступил видный литературовед А. Кадлубовский, который подчеркнул, что по характеру действия «Горя от ума» является не комедией, а трагедией. Весьма важными представляются его суждения о разрушении Грибоедовым старого классицистического метода в искусстве и полной независимости «Горя от ума» от господствующих в начале 1820-х годов догм.

Существенное место занимает в работе изучение оценок грибоедовской комедии украинскими критиками, литературоведами и театральными деятелями. Диссертант стремился собрать максимально полный материал, соотнести его с русской критикой и определить вклад украинской историко-литературной мысли в изучение «Горя от ума». Одной из характерных особенностей украинских газет и журналов было в том, что на протяжении многих десятилетий они делали акцент на актуальности содержания произведения Грибоедова и неувядаемости его персонажей. Особенно заметно это было на переломных этапах развития российского общества. Внимание автора привлекли монографические исследования литературоведов Киева, Одессы, Харькова. Большое значение в данной связи имели труды Н. И. Николаева. Его высказывания по вопросу о прототипах Чацкого (Чацкий – человек, воплотивший в себе некоторые типичные черты своего поколения) способствовали разрушению господствующего в то время автобиографического метода. В работе «Александр Сергеевич Грибоедов и его комедия “Горе от ума”» исследователь обращается к проблеме разночтений в различных изданиях пьесы, которые он объясняет тем, что в кругу друзей и знакомых поэт нередко читал по памяти, импровизировал. Его стихи записывали вместе с допущенными неточностями, которые затем тиражировались многочисленными переписчиками. Не лишенными оснований представляются рассуждения Н. И. Николаева об известном отзыве Пушкина: Чацкий – это «добрый малый, проведший несколько времени с умным человеком (именно Грибоедовым) и напитавшийся его мыслями». По мнению критика, Пушкин забыл указать на одну существенную деталь – очевидную молодость Чацкого, которая-то и заставляет его увлекаться и метать бисер перед Фамусовыми и Скалозубами. Со ссылками на современников Н. И. Николаев рассказывает, что гвардейские офицеры эпохи создания «Горя от ума» отличались смелостью высказывания радикальных суждений, нисколько не заботясь о том, кто их слушатели: сторонники или противники. В статье особо подчеркивается, что такая разительная перемена в образе мыслей и поведении столичной молодежи произошла в течение очень короткого времени. Пушкин, как известно, тогда находился в ссылке и, следовательно, мог не знать об этих новых веяниях в Петербурге.

В конце ХIХ века украинская критика активно включилась в полемику, вызванную статьей А. Н. Веселовского «Альцест и Чацкий». Автор утверждал, что, несмотря на большое мастерство, с которым была выполнена комедия Грибоедова, она тем не менее является подражанием мольеровскому «Мизантропу». Решительное несогласие с этим выводом ученого выразили видные украинские литературоведы Н. И. Николаев, П. С. Иващенко, П. К. Борзаковский, В. А. Чаговец, настаивавшие на безусловной оригинальности произведения Грибоедова, на том, что «Горе от ума» – литературно-художественный факт, порожденный совокупностью условий русской жизни.

Накануне грибоедовского юбилея, в 1864 году, преподаватель Первой Киевской гимназии В. Н. Куницкий опубликовал лекцию «Язык и слог комедии “Горе от ума”». Исследователь указывал на богатство языка пьесы, в частности на огромное количество идиом, использование живых разговорных форм и выражений, индивидуализацию речи героев.

Привлекает внимание и напечатанная в 1907 году лекция приват-доцента Киевского университета В. А.Чаговца «Дань вечности» и дань веку в комедии Грибоедова “Горе от ума”». Написанная во время первой русской революции, она отличается большой радикальностью взглядов ученого относительно главного героя пьесы – Чацкого. Утверждая, что Чацкий декабрист, В. А. Чаговец не ограничивается ссылками на Герцена. Основные возражения оппонентов, говорится в работе, опирались на высказывания Грибоедова о «ста прапорщиках, замысливших переворот». Этим они пытались подкрепить выдвинутый ими же тезис о несочувствии поэта декабристам. Однако, подчеркивает исследователь, здесь речь идет о несочувствии именно сотне прапорщиков, а вовсе не тому, во имя чего она поднялась. Об этом свидетельствуют общественно-политические убеждения поэта, его симпатии европейским конституционным порядкам.

Важное значение изучению творчества Грибоедова придавалось также в других университетах и гимназиях дореволюционной Украины.

В конце ХIХ – начале ХХ века на Украине было опубликовано немало материалов, посвященных Грибоедову и его знаменитому произведению, в том числе такие вышедшие в 1910-х годах в Одессе сборники, как «Горе от ума» (без указания года издания) и «“Горе от ума”. Комедия А. С. Грибоедова» (1910). Составлены они были из работ (главным образом в отрывках) различных по времени и масштабам дарования критиков, в частности И. А. Гончарова, М. А. Орлова, и предназначались для средних учебных заведений.

О широкой популярности творчества Грибоедова на Украине в ХIХ – начале ХХ столетия свидетельствуют также многие другие приводимые в диссертации историко-литературные документы, включая публикации текста знаменитой комедии со вступительными статьями авторитетных специалистов.

В третьей главе прослеживается история постановок «Горя от ума» на украинской сцене с начала ее театральной жизни до 1917 года, анализируется трактовка грибоедовских образов актерами и режиссерами в зависимости от социальных условий и идейно-эстетических позиций театральных коллективов. Изучение этого вопроса показало, что, начиная со второй половины 1820-х годов, комедия Грибоедова становится известной украинскому читателю и зрителю. Даже в годы официального запрета на провинциальной сцене (до июля 1863 года) благодаря подвижничеству таких антрепренеров, как И. Штейн и Л. Млотковский, таких актеров, как М. С. Щепкин и П. С. Мочалов, пьеса представлялась в Киеве, Харькове, Одессе и некоторых дворянских усадьбах. Первая известная постановка «Горя от ума» на Украине осуществлена была в 1820-е годы на Полтавщине, в селе Кибенцы, крепостными актерами помещика Д. П. Трощинского, соседа и близкого друга В. А. Гоголя-Яновского – отца будущего писателя. Ставили спектакль по одному из рукописных списков, без каких бы то ни было купюр.

На украинской профессиональной сцене «Горе от ума» впервые было сыграно 25 февраля 1831 года. Произошло это в Киеве, притом всего лишь через месяц после премьеры в Петербурге. В 1832 году пьеса представлялась в Харькове, в связи с чем высшие петербургские власти прислали слободско-украинскому вице-губернатору официальное уведомление о строжайшем запрещении постановок «Горя от ума» в провинции. Однако, несмотря на это, харьковские актеры рискнули поставить грибоедовский спектакль и в следующем 1833 году. В условиях жесточайшей николаевской реакции это было настоящим подвигом.

Затем в 1830 – 1850-е годы комедия неоднократно ставилась в Одессе, Киеве, Харькове, а также некоторых других городах Украины. Со второй половины прошлого века география постановок «Горя от ума» значительно расширилась. К названным выше театральным городам добавились Полтава, Николаев, Кременчуг, Житомир, Екатеринослав (теперь – Днепропетровск), Чернигов, Херсон, Сумы, Бердянск, Симферополь, Ялта и другие. Однако лидирующее положение как в качественном, так и в количественном отношениях продолжало сохраняться за первыми тремя. Особенно же прославился Харьков, который считался лучшим театральным городом провинции. Только с апреля по декабрь 1912 года «Горе от ума» исполнялось здесь целых девять раз. О представлении комедии в постановке Н. Н. Синельникова 2 сентября 1912 года местная и московская пресса отзывалась, в частности, как о такой, которой не было равных в истории всего провинциального театра.

Эволюция восприятия «Горя от ума» критиками и актерами украинского театра ХIХ – начала ХХ века наиболее отчетливо прослеживается на изменении трактовки главного героя произведения. Характерно, что с каких бы позиций комедия ни толковалась, Чацкий, с одной стороны, всегда мыслился выразителем всего прогрессивного, был олицетворением вечных идеалов человечества – гуманизма, бескорыстия, справедливости. С другой же – изменявшаяся политическая ситуация в стране придавала образу да зачастую и всей пьесе новую окраску. Так, в 1870-е годы, во время активизации революционно-демократического движения, в исполнении выступавшего на харьковской и киевской сценах М. Т. Иванова-Козельского Чацкий приобретал черты борца, народного трибуна, тогда как десятилетием позже, в период всеобщего спада общественной жизни, актер Харьковского театра Н. А. Самойлов-Мичурин играл его в бытовом плане.

Как правило, с большой теплотой и симпатией трактовался на украинской сцене образ Лизы. Притом независимо от того, что одним она виделась крепостной русской девушкой, выросшей в барском доме, а другим – субреткой, какой она, по их мнению, и была задумана Грибоедовым.

Софью по контрасту с Лизой и Чацким принято было изображать сентиментальной вздорной барышней или даже салонной развратницей.

Некоторые расхождения наблюдались в толковании роли Фамусова. Главное различие заключалось в подходе к нему, с одной стороны, как к вельможе, а с другой – как обыкновенному чиновнику, прошедшему путь Молчалина.

Однозначно одиозными в глазах украинской публики, литературоведов и специалистов сценического искусства выглядели Скалозуб, Молчалин, Загорецкий, Репетилов, Хрюмины, Тугоуховские. Вместе с тем критика постоянно подчеркивала ту мысль, что при исполнении этих персонажей ни в коем случае не следует прибегать к карикатурности.

Примечательно, что некоторые сценические находки актеров украинского дореволюционного театра предвосхитили позднейшую трактовку грибоедовских персонажей, в том числе и советского время. В частности, исполнитель роли Молчалина в 1880-е годы Е. Неделин смещал акцент на то, что его герой типичный карьерист-чиновник, а не лакей. Именно таким, умным и не лишенным внешней привлекательности, представлял Молчалина в 1862 году в ленинградском Большом драматическом театре К. Лавров.

В качестве исполнителей персонажей «Горя от ума» на украинской сцене снискала себе славу целая плеяда замечательных актеров, среди которых такие имена, как Л. И. Млотковская, К. Т. Соленик, Н. Х. Рыбаков, М. Т. Иванов-Козельский, Н. П. Рощин-Инсаров, И. П. Киселевский, В. Н. Давыдов, М. И. Велизарий и многие другие.

Общеизвестные факты сценической истории диссертанту удалось дополнить данными из Государственного архива Харьковской области, которые являются подтверждением того, что «Горе от ума» с трудом пробивало себе дорогу к украинскому зрителю. Запреты, санкции, ограничения постоянно преследовали антрепренеров. Однако, несмотря ни на что, и профессиональные, и любительские театральные коллективы находили возможность играть популярную пьесу даже в годы, когда ее представления были запрещены.

В заключении подведены итоги исследования. Отмечается, что историческое и культурное наследие Украины питало интеллектуальные силы Грибоедова, что Украина была местом, где творчество великого русского поэта на протяжении всего рассматриваемого периода пользовалось большим успехом. Все это способствовало и способствует делу литературного и культурного единения украинского и русского народов.

Работы, опубликованные автором по теме диссертации:

1. Комедия А. С. Грибоедова «Горе от ума» на сцене Харьковского драматического театра в период с 1832 по 1934 год // Программа первой итоговой научной конференции молодых ученых и преподавателей за 1987 – 1988 гг. – Харьков: Харьковский государственный педагогический институт, 1988. – С. 22 – 23.

2. Щепкин – Фамусов на Украине // Ленинские чтения по итогам научно-исследовательской работы преподавателей в 1988 году. – Харьков: Харьковский государственный педагогический институт, 1989.– С. 52.

3. Грибоедов и Украина // Программа второй научной конференции молодых ученых и преподавателей за 1988 – 1989 гг. – Харьков: Харьковский государственный педагогический институт, 1989. – С. 24 (на украинском языке).

4. Украинская критика конца ХIХ – начала ХХ века в полемике вокруг нравственной проблематики Грибоедова «Горе от ума» / Харьковский государственный педагогический институт, 1990. – 12 с. – Деп. в ИНИОН 14.11.90, № 43231.

5. Творчество Грибоедова в восприятии украинской общественности ХIХ века / Харьковский государственный педагогический институт, 1990.– 12 с. – Деп. в ИНИОН 14.11.90, № 43232.

6. Грибоедов в оценке украинской критики второй половины ХIХ века // Программа третьей научной конференции молодых ученых и преподавателей за 1989 – 1990 гг. – Харьков: ХГПИ, 1991. – С. 24 (на украинском языке).

7. Украина в жизни Грибоедова // Березиль.– 1991. – № 4. – С. 168 – 170 (на украинском языке).

Источник:
Новиков А. А. Грибоедов и Украина : автореф. дис. … канд. филол. наук. Харьков, 1991. 19 с.

Друг А. С. Грибоедова и хозяин крымской деревни Саблы. Памяти А. П. Завадовского.

В этот день умер Александр Петрович Завадовский (1794 – 1855) – камер-юнкер двора Его Императорского величества, граф и кавалер, приятель А. С. Грибоедова.

Главным событием в жизни Завадовского стала известная «дуэль четверых» (1817 г.), участие в которой принимал и сам Грибоедов. Последний, находясь в Крыму, не раз был гостем имения Саблы, которое с 1823 года находилось в собственности графа.

Как и Завадовский, Грибоедов остро переживал последствия злополучной дуэли. Ее финал – гибель кавалергардского офицера В. В. Шереметева – повлиял на всю последующую биографию автора «Горя от ума».

Неудивительно, что посещение Саблов также стало важным эпизодом жизни писателя. Именно в связи с визитом в имение графа Завадовского он пережил острый приступ физического напряжения, творческий кризис и поворот в идейном развитии.

Осознание роли Саблов в судьбе Грибоедова порождает интерес и к личности самого графа. С удовольствием рекомендую Интернет-пользователям очерк его жизни, составленный Осипом Антоновичем Пржецлавским – известным мемуаристом и другом А. П. Завадовского.


Литература:
Минчик С. С. Грибоедов и Крым. Симферополь, 2011. С. 190–194.

* * *

Граф А. П. Завадовский был сыном известного любимца и министра Императрицы Екатерины II. Завадовские – фамилия малороссийская и мой граф Александр заявлял претензию на польское дворянство, ссылаясь в доказательство этого на свой герб «Равич». Это, действительно, древний польский герб, один тех, которыми пользуются некоторые великороссийские и малороссийские дворянские роды.

Я с ним познакомился, когда он не совсем еще оставил общество. Это был умный и приятный собеседник. Граф Александр воспитывался и первые годы молодости провел в Англии. Он так усвоил себе тамошний язык, образ мыслей и манеры, что его называли Завадовским-англичаниным. За два или три года до моего приезда он, окончив воспитание, явился в Петербург блестящим джентльменом, был представлен Императору Александру I, понравился и был пожалован в камер-юнкеры. Все предвещало ему полный успех и в свете, и в служебной карьере; но первое время его пребывания на родине ознаменовалось трагическим эпизодом, который развил в нем врожденное расположение к мизантропии и пессимизму.

На горизонте мира петербургских театралов сияла тогда звезда, воспетая и Пушкиным – танцорка Истомина. Она не была красавицей в тесном смысле, но обладала тем, что называют «пикантностью» и что многие предпочитают правильной красоте; в хореическом же искусстве уступала немногим европейским знаменитостям. Это было слишком довольно, чтобы вскружать необремененныя мозгами головы тогдашней «золотой» (вернее позолоченной) молодежи, не избалованной еще парижскими кокотками. В числе ее поклонников самым ревностным был кавалергардский офицер Шереметев. Он был влюблен такою страстью гимназиста*, что при каком-то случае поклялся честью, что если кто сделается счастливым его соперником, то должен будет иметь с ним смертельный поединок.

* Amour de lycéen (Balzac).

Завадовский, не знавший ни Истоминой, ни Шереметева, ни его клятвы, отправился однажды в театр, на балет, в котором главную роль играла прославленная балладина. Она ему понравилась; в антракте, за кулисами. Он с ней познакомился и Истомина приняла приглашение отужинать с ним в тот же вечер в его квартире, в доме, бывшем Чаплина, (на углу Невского проспекта и Большой Морской). Время в беседе с Завадовским прошло для Истоминой так незаметно, что она только на другой день возвратилась домой. Обо всем этом тотчас же узнал Шереметев и счастливого соперника вызвал на дуэль. Вот что мне об этом разсказал граф Александр Петрович: ему крайне было нежелательно только что по возвращении на родину дебютировать таким единоборством, которое, по своему «casus belli», не могло делать чести ни побежденному, ни победителю. О таком нежелании и о его мотивах он прямо заявил принесшему вызов секунданту, и прибавил, что даже готов просить прощение за недобровольную вину. Но противник не хотел ничего слышать. Делать было нечего и Завадовский должен был с своими секундантами явиться на назначенное место. Решено было стреляться, и Шереметев заявил, что дуэль смертельна. Устроен был барьер, заключающий десять шагов пространства; от него противники отступили каждый еще на десять шагов, потом, по данному знаку, подходя обратно к барьеру, могут стрелять когда кому будет угодно. Шереметев, сделавши несколько шагов, выстрелил и промахнулся, Завадовский, в пистолетном искусстве уступавший быть может лишь знаменитому Россу*, выстрелил так, что пуля прошла мимо. Затем предложил мировую. Была минута нерешительности; секунданты Шереметева вели с ним в пол-голоса оживленный разговор, к ним Завадовский, подослал и своего секунданта., чтобы уговорить к прекращению нелепой борьбы, но Шереметев сказал, что поданному им честному слову это невозможно. Тогда уже Завадовский, возмущенный таким упорством, отходя на позицию, сказал: «беру всех в свидетели, что я исчерпал все средства к примирению; теперь же, к крайнему прискорбию, я вынужден убить противника». Сделав несколько шагов к барьеру, Завадовский прицелился, выстрелил и убил Шереметева на повал: пуля попала в самый лоб. Граф разсказывал мне, что противник, уговариваемый одним из своих секундантов, колебался и казалось не прочь был от примирения, но другой секундант, А. С. Грибоедов, не допустил этого, настаивая на данном честном слове. (Когда чрез много после этого лет случилась с Грибоедовым катастрофа в Тегеране, Завадовский заметил: "не есть ли это Божья кара за смерть Шереметева?).

* Капитан английской службы Росс (Ross) убивал пулею из пистолета ласточек на лету, почти без промаха.

Непосредственно после дуэли, победитель, искренне грустя об ея исходе, отправился на гауптвахту и велел себя арестовать. Он там оставался недолго. Император Александр I велел его позвать к себе и сказал, что ему известны подробности истории, что хотя он, государь, строго относится к поединкам вообще, но в настоящем случае признает, что Завадовский, не дав повода к вызову, сделал все ,что мог для избежания дуэли и затем нашелся в «необходимости законной обороны», почему и прощает его вполне.

Вследствие как этого злополучного дебюта, так и по тогдашнем обстоятельствам, идущим в разрез с усвоенными во время пребывания в Англии воззрениями, Завадовский в службу не вступал и не бывал в обществе, а тому и другому предпочел независимую, так сказать уличную, жизнь и знакомство, состоящее из очень тесного кружка.

У него был старший брат, сенатор, Василий Петрович, женатый на девице Влодек, славившейся красотою. Братья не были между собою дружны и почти никогда не видались. По смерти брата, не оставившего потомства, и по смерти матери, дожившей до глубокой старости, граф Александр. Наследовав значительное состояние, переехал на постоянное жительство в Таганрог, где в 1850-х годах умер совершенно одиноким. На нем прекратилась графская линия рода Завадовских.

Источник:

Русская старина. 1883. Том XXXIX. Вып. 8. С. 383–386.

Е. П. Оболенский и визит А. С. Грибоедов на Юг.

6 октября родился Евгений Петрович Оболенский (1796–1865) – князь, декабрист и общественный деятель.

Евгений Петрович Оболенский
(из книги "Военный Петербург ...").

За участие в мятеже 14 декабря 1825 года Оболенский был лишен дворянства и приговорен к каторжным работам. В ссылке ему пришлось провести бóльшую часть жизни – почти сорок лет.

Несмотря на то, что именно события на Сенатской изменили судьбу Оболенского, знаковыми для него стали не они. Куда большее влияние на декабриста оказала его дуэль с прапорщиком П. П. Свиньиным, состоявшаяся в начале 1820 года.

Выходя к барьеру, Оболенский вступался за своего младшего брата С. Н. Кашкина – собственно, последнему, фигуранту ссоры с полковым офицером, и предстояло участие в дуэли. Опасаясь за жизнь родственника, князь попросту запретил ему принимать вызов Свиньина. В результате Оболенскому пришлось самому стреляться с прапорщиком и, наконец, убить его.

Любопытно, что до конца жизни декабрист так и не смог простить себе гибель Свиньина. Идейно-творческое развитие Оболенского – его воцерковление и даже общественная деятельность – все было следствием дуэли 1820 года и мучительных стараний князя искупить вину за ее трагический исход.

Переживания Оболенского по поводу гибели Свиньина – неоспоримый, а потому весьма ценный факт, позволяющий лучше понять психологию любого «дуэлянта поневоле». В ряду последних особое место принадлежит А. С. Грибоедову, известному своей причастностью к поединку А. П. Завадовского и В. В. Шереметева в 1817 году. Роль этого события в жизни драматурга традиционно недооценивается учеными. А между тем есть все основания говорить о его определяющем значении для автора «Горя от ума».

Подобно Грибоедову, участвовавшему в «дуэли четверых» в двадцати три года, Оболенский вышел к барьеру совсем молодым – когда ему не исполнилось и двадцати четырех. «Прискорбное это событие терзало его всю жизнь», – вспоминала А. П. Созонович, лично знавшая князя. В свою очередь, другая его современница, В. А. Оленина, писала, что из-за смерти Свиньина Оболенский «нигде уже не находил себе покоя».

Дуэльная история – участие в поединке 1817 года – сильно повлияла и на Грибоедова: из-за гибели Шереметева он решил покинуть свет и уединиться на Востоке. А. С. Пушкин, познакомившийся с драматургом как раз в 1817-ом, писал: «Жизнь Грибоедова была затемнена некоторыми облаками: следствие пылких страстей и могучих обстоятельств». И здесь же добавлял: «Он почувствовал необходимость расчесться единожды навсегда с своею молодостью и круто поворотить свою жизнь». Нечто похожее отмечал и С. Н. Бегичев: «Грибоедов писал ко мне в Москву, что на него нашла ужасная тоска, он видит беспрестанно перед глазами умирающего Ш(ереметева), и пребывание в Петербурге сделалось для него невыносимо». Наконец, Грибоедов в письме к Бегичеву от 30 августа 1818 года признавался: «Грусть моя не проходит, не уменьшается. Вот и я в Новгороде, а мысли все в Петербурге. Там я многие имел огорчения». И далее: «Представь себе, что я сделался преужасно слезлив, ничто веселое и в ум не входит». И еще: «Нынче мои именины: благоверный князь, по имени которого я назван, здесь прославился; ты помнишь, что он на возвратном пути из Азии скончался; может, и соименного ему секретаря посольства та же участь ожидает…».

Те, кто лично знал Оболенского, утверждали, что поединок 1820 года стал главным потрясением в его жизни. В. Н. Токарев, один из потомков князя, прямо заявлял, что остроту его переживания этого события со временем «не ослабили ни Петропавловская крепость, ни каторга, ни ссылка».

Удаление Грибоедова от столиц, вызванное его желанием забыть о «дуэли четверых», также не принесло желанного покоя. Сразу по приезде на Кавказ драматург оказался замешанным еще в двух схожих эпизодах: с А. И. Якубовичем в 1818 году и с В. К. Кюльбекером в 1822-ом. Вот почему 29 января 1819 года Грибоедов напишет С. Н. Бегичеву: «...Временем моим завладели слишком важные вещи: дуэль, карты и болезнь». И здесь же добавит: «Однако как мне горько бывает!..». А на следующий день, будто в продолжение сказанного, признается: «Теперь на втором переходе от Тифлиса я как-то опять сошелся с здравым смыслом и берусь за перо». Спустя полтора года литератором вновь овладеют прежние настроения – на этот раз связанные еще и с физическим напряжением. Так, в письме к сослуживцу Н. А. Каховскому за 25 июня 1820 года он попросит: «Выведите из сомнения, любезный Николай Александрович. Либо воскресите, либо добейте умирающего».

История с поединком 1820 года – наглядная иллюстрация того, какое значение могла иметь дуэль для тех ее участников, чья жизнь не обрывалась у барьера. Подобно гибели Свиньина, трагическая участь Шереметева навсегда изменила Грибоедова. Подобно Оболенскому, автор «Горя от ума» тяготился пережитым и до последнего пытался искупить свою вину. Стоит ли удивляться, что судьбоносными для него были и те обстоятельства, которые лишний раз напоминали о «дуэли четверых»? Одним из них, вне всякого сомнения, и стал визит Грибоедова в крымскую деревню Саблы – имение «двора его Императорского величества камер-юнкера и кавалера, графа Александра Петрова сына Завадовского» (ГААРК).


Литература:
Минчик С. С. Грибоедов и Крым. Симферополь, 2011. С. 90–92.