6 октября родился Евгений Петрович Оболенский (1796–1865) – князь, декабрист и общественный деятель.
 |
| Евгений Петрович Оболенский (из книги "Военный Петербург ..."). |
За участие в мятеже 14 декабря 1825 года Оболенский был лишен дворянства и приговорен к каторжным работам. В ссылке ему пришлось провести бóльшую часть жизни – почти сорок лет.
Несмотря на то, что именно события на Сенатской изменили судьбу Оболенского, знаковыми для него стали не они. Куда большее влияние на декабриста оказала его дуэль с прапорщиком П. П. Свиньиным, состоявшаяся в начале 1820 года.
Выходя к барьеру, Оболенский вступался за своего младшего брата С. Н. Кашкина – собственно, последнему, фигуранту ссоры с полковым офицером, и предстояло участие в дуэли. Опасаясь за жизнь родственника, князь попросту запретил ему принимать вызов Свиньина. В результате Оболенскому пришлось самому стреляться с прапорщиком и, наконец, убить его.
Любопытно, что до конца жизни декабрист так и не смог простить себе гибель Свиньина. Идейно-творческое развитие Оболенского – его воцерковление и даже общественная деятельность – все было следствием дуэли 1820 года и мучительных стараний князя искупить вину за ее трагический исход.
Переживания Оболенского по поводу гибели Свиньина – неоспоримый, а потому весьма ценный факт, позволяющий лучше понять психологию любого «дуэлянта поневоле». В ряду последних особое место принадлежит А. С. Грибоедову, известному своей причастностью к поединку А. П. Завадовского и В. В. Шереметева в 1817 году. Роль этого события в жизни драматурга традиционно недооценивается учеными. А между тем есть все основания говорить о его определяющем значении для автора «Горя от ума».
Подобно Грибоедову, участвовавшему в «дуэли четверых» в двадцати три года, Оболенский вышел к барьеру совсем молодым – когда ему не исполнилось и двадцати четырех. «Прискорбное это событие терзало его всю жизнь», – вспоминала А. П. Созонович, лично знавшая князя. В свою очередь, другая его современница, В. А. Оленина, писала, что из-за смерти Свиньина Оболенский «нигде уже не находил себе покоя».
Дуэльная история – участие в поединке 1817 года – сильно повлияла и на Грибоедова: из-за гибели Шереметева он решил покинуть свет и уединиться на Востоке. А. С. Пушкин, познакомившийся с драматургом как раз в 1817-ом, писал: «Жизнь Грибоедова была затемнена некоторыми облаками: следствие пылких страстей и могучих обстоятельств». И здесь же добавлял: «Он почувствовал необходимость расчесться единожды навсегда с своею молодостью и круто поворотить свою жизнь». Нечто похожее отмечал и С. Н. Бегичев: «Грибоедов писал ко мне в Москву, что на него нашла ужасная тоска, он видит беспрестанно перед глазами умирающего Ш(ереметева), и пребывание в Петербурге сделалось для него невыносимо». Наконец, Грибоедов в письме к Бегичеву от 30 августа 1818 года признавался: «Грусть моя не проходит, не уменьшается. Вот и я в Новгороде, а мысли все в Петербурге. Там я многие имел огорчения». И далее: «Представь себе, что я сделался преужасно слезлив, ничто веселое и в ум не входит». И еще: «Нынче мои именины: благоверный князь, по имени которого я назван, здесь прославился; ты помнишь, что он на возвратном пути из Азии скончался; может, и соименного ему секретаря посольства та же участь ожидает…».
Те, кто лично знал Оболенского, утверждали, что поединок 1820 года стал главным потрясением в его жизни. В. Н. Токарев, один из потомков князя, прямо заявлял, что остроту его переживания этого события со временем «не ослабили ни Петропавловская крепость, ни каторга, ни ссылка».
Удаление Грибоедова от столиц, вызванное его желанием забыть о «дуэли четверых», также не принесло желанного покоя. Сразу по приезде на Кавказ драматург оказался замешанным еще в двух схожих эпизодах: с А. И. Якубовичем в 1818 году и с В. К. Кюльбекером в 1822-ом. Вот почему 29 января 1819 года Грибоедов напишет С. Н. Бегичеву: «...Временем моим завладели слишком важные вещи: дуэль, карты и болезнь». И здесь же добавит: «Однако как мне горько бывает!..». А на следующий день, будто в продолжение сказанного, признается: «Теперь на втором переходе от Тифлиса я как-то опять сошелся с здравым смыслом и берусь за перо». Спустя полтора года литератором вновь овладеют прежние настроения – на этот раз связанные еще и с физическим напряжением. Так, в письме к сослуживцу Н. А. Каховскому за 25 июня 1820 года он попросит: «Выведите из сомнения, любезный Николай Александрович. Либо воскресите, либо добейте умирающего».
История с поединком 1820 года – наглядная иллюстрация того, какое значение могла иметь дуэль для тех ее участников, чья жизнь не обрывалась у барьера. Подобно гибели Свиньина, трагическая участь Шереметева навсегда изменила Грибоедова. Подобно Оболенскому, автор «Горя от ума» тяготился пережитым и до последнего пытался искупить свою вину. Стоит ли удивляться, что судьбоносными для него были и те обстоятельства, которые лишний раз напоминали о «дуэли четверых»? Одним из них, вне всякого сомнения, и стал визит Грибоедова в крымскую деревню Саблы – имение «двора его Императорского величества камер-юнкера и кавалера, графа Александра Петрова сына Завадовского» (ГААРК).
Литература:
Минчик С. С. Грибоедов и Крым. Симферополь, 2011. С. 90–92.
Несмотря на то, что именно события на Сенатской изменили судьбу Оболенского, знаковыми для него стали не они. Куда большее влияние на декабриста оказала его дуэль с прапорщиком П. П. Свиньиным, состоявшаяся в начале 1820 года.
Выходя к барьеру, Оболенский вступался за своего младшего брата С. Н. Кашкина – собственно, последнему, фигуранту ссоры с полковым офицером, и предстояло участие в дуэли. Опасаясь за жизнь родственника, князь попросту запретил ему принимать вызов Свиньина. В результате Оболенскому пришлось самому стреляться с прапорщиком и, наконец, убить его.
Любопытно, что до конца жизни декабрист так и не смог простить себе гибель Свиньина. Идейно-творческое развитие Оболенского – его воцерковление и даже общественная деятельность – все было следствием дуэли 1820 года и мучительных стараний князя искупить вину за ее трагический исход.
Переживания Оболенского по поводу гибели Свиньина – неоспоримый, а потому весьма ценный факт, позволяющий лучше понять психологию любого «дуэлянта поневоле». В ряду последних особое место принадлежит А. С. Грибоедову, известному своей причастностью к поединку А. П. Завадовского и В. В. Шереметева в 1817 году. Роль этого события в жизни драматурга традиционно недооценивается учеными. А между тем есть все основания говорить о его определяющем значении для автора «Горя от ума».
Подобно Грибоедову, участвовавшему в «дуэли четверых» в двадцати три года, Оболенский вышел к барьеру совсем молодым – когда ему не исполнилось и двадцати четырех. «Прискорбное это событие терзало его всю жизнь», – вспоминала А. П. Созонович, лично знавшая князя. В свою очередь, другая его современница, В. А. Оленина, писала, что из-за смерти Свиньина Оболенский «нигде уже не находил себе покоя».
Дуэльная история – участие в поединке 1817 года – сильно повлияла и на Грибоедова: из-за гибели Шереметева он решил покинуть свет и уединиться на Востоке. А. С. Пушкин, познакомившийся с драматургом как раз в 1817-ом, писал: «Жизнь Грибоедова была затемнена некоторыми облаками: следствие пылких страстей и могучих обстоятельств». И здесь же добавлял: «Он почувствовал необходимость расчесться единожды навсегда с своею молодостью и круто поворотить свою жизнь». Нечто похожее отмечал и С. Н. Бегичев: «Грибоедов писал ко мне в Москву, что на него нашла ужасная тоска, он видит беспрестанно перед глазами умирающего Ш(ереметева), и пребывание в Петербурге сделалось для него невыносимо». Наконец, Грибоедов в письме к Бегичеву от 30 августа 1818 года признавался: «Грусть моя не проходит, не уменьшается. Вот и я в Новгороде, а мысли все в Петербурге. Там я многие имел огорчения». И далее: «Представь себе, что я сделался преужасно слезлив, ничто веселое и в ум не входит». И еще: «Нынче мои именины: благоверный князь, по имени которого я назван, здесь прославился; ты помнишь, что он на возвратном пути из Азии скончался; может, и соименного ему секретаря посольства та же участь ожидает…».
Те, кто лично знал Оболенского, утверждали, что поединок 1820 года стал главным потрясением в его жизни. В. Н. Токарев, один из потомков князя, прямо заявлял, что остроту его переживания этого события со временем «не ослабили ни Петропавловская крепость, ни каторга, ни ссылка».
Удаление Грибоедова от столиц, вызванное его желанием забыть о «дуэли четверых», также не принесло желанного покоя. Сразу по приезде на Кавказ драматург оказался замешанным еще в двух схожих эпизодах: с А. И. Якубовичем в 1818 году и с В. К. Кюльбекером в 1822-ом. Вот почему 29 января 1819 года Грибоедов напишет С. Н. Бегичеву: «...Временем моим завладели слишком важные вещи: дуэль, карты и болезнь». И здесь же добавит: «Однако как мне горько бывает!..». А на следующий день, будто в продолжение сказанного, признается: «Теперь на втором переходе от Тифлиса я как-то опять сошелся с здравым смыслом и берусь за перо». Спустя полтора года литератором вновь овладеют прежние настроения – на этот раз связанные еще и с физическим напряжением. Так, в письме к сослуживцу Н. А. Каховскому за 25 июня 1820 года он попросит: «Выведите из сомнения, любезный Николай Александрович. Либо воскресите, либо добейте умирающего».
История с поединком 1820 года – наглядная иллюстрация того, какое значение могла иметь дуэль для тех ее участников, чья жизнь не обрывалась у барьера. Подобно гибели Свиньина, трагическая участь Шереметева навсегда изменила Грибоедова. Подобно Оболенскому, автор «Горя от ума» тяготился пережитым и до последнего пытался искупить свою вину. Стоит ли удивляться, что судьбоносными для него были и те обстоятельства, которые лишний раз напоминали о «дуэли четверых»? Одним из них, вне всякого сомнения, и стал визит Грибоедова в крымскую деревню Саблы – имение «двора его Императорского величества камер-юнкера и кавалера, графа Александра Петрова сына Завадовского» (ГААРК).
Литература:
Минчик С. С. Грибоедов и Крым. Симферополь, 2011. С. 90–92.
Комментариев нет:
Отправить комментарий