Еще раз о статье А. И. Полканова «Грибоедов в Крыму».

17 января 1970 года в газете «Крымская правда» была опубликована статья известного крымоведа А. И. Полканова «Грибоедов в Крыму».

Статья А. И. Полканова
"Грибоедов в Крыму".

В советской грибоедовиане эта публикация занимает особое место. Именно она стала единственной краеведческой работой о поездке драматурга на Юг, которая цитируется академиком Нечкиной в монографии «Грибоедов и декабристы» – крупнейшем из когда-либо вышедших научных трудов, посвященных литератору-дипломату. А ведь гипотезы, составляющие основу этой фундаментальной книги, не только предопределили общий дух советской науки о Грибоедове, явно упрощавшей его многоплановую личность. Так и не получив надлежащей переоценки в новейших изложениях биографии классика (Ю. Е. Хечинов, Е. Н. Цимбаева и пр.), в академической «Летописи…» его жизни и творчества (2000), в последнем издании ПССГ (1995–2006), наконец, в Грибоедовской энциклопедии (2007), эти гипотезы, порой тенденциозные и безосновательные, всерьез воспринимаются и современными учеными. Вот почему рассуждения Полканова о писательском визите в Полуденный край, особо выделяемые Нечкиной и потому воспроизводимые на страницах ее монографии, заслуживают самого пристального внимания.

По этой же причине считаю не только возможным, но и необходимым сделать текст вышеназванной статьи доступным для Интернет-пользователей.

***

ГРИБОЕДОВ В КРЫМУ

Исполнилось 175 лет со дня рождения Александра Сергеевича Грибоедова – великого поэта-драматурга, автора бессмертной комедии «Горе от ума». Имя Грибоедова занимает почётное место среди имен классиков мировой литературы. В. И. Ленин высоко оценивал гениальную комедию и часто обращался к метко разящему грибоедовскому слову и к созданным им образам. Ни одно произведение русской и западноевропейской литературы не цитировалось Лениным чаще «Горя от ума». На протяжении почти тридцати лет Владимир Ильич восемьдесят восемь раз обращался к этому гениальному произведению.
Память о Грибоедове дорога и близка трудящимся Крыма, где он провёл почти три месяца летом 1825 года. Вполне вероятно, что длительное пребывание Грибоедова в Крыму вызывает у нас особый интерес.
С какой целью и при каких обстоятельствах он приехал в Крым, что именно привлекло здесь его внимание, с кем он виделся?
Вопрос о пребывании Грибоедова в Крыму имеет не только узкий интерес, но занимает особое и весьма важное место в его биографии, так как вопрос этот связан с чрезвычайно значительным этапом в его жизни – периодом, предшествовавшим восстанию декабристов.
С юных лет Грибоедов проникся свободолюбием и глубокой ненавистью ко всякого рода угнетению и угнетателям народа. Самыми его близкими друзьями были руководители Северного общества декабристов – Бестужев, Одоевский, Кюхельбекер, Рылеев, Жандр и другие.
Надо сказать, что между Северным и Южным обществами не было единообразия в вопросах тактики и конечной цели восстания. Также не было единомыслия среди руководителей Южного общества, где шла борьба между двумя группами. Связи между Петербургом и Киевом осуществлялись посредством представителей. В то же время налаживались личные контакты между декабристами и польскими революционерами для совместной борьбы с царским самодержавием. Известно, что в конце 1824 года в Петербурге, в квартире Бестужева (где жил в это время Грибоедов), было свидание с великим польским поэтом и революционером А. Мицкевичем и двумя его товарищами. Затем А. Мицкевич побывал в Киеве. Таки же посредником между руководителями Северного и Южного обществ был Грибоедов.
С 1821 года Грибоедов находился в Грузии в качестве секретаря по иностранной части при главнокомандующем Кавказских войск А. П. Ермолове – герое Отечественной войны. Здесь Грибоедов работал над своей комедией и, получив в 1823 году длительный отпуск, отправился в Москву и Петербург, где с огромным успехом читал рукопись «Горя от ума» во многих домах.
В конце мая 1825 года Грибоедов отправился к месту службы – через Москву и Крым. Из Москвы он проехал не прямым путём, а окружным, заехав в Киев.
В Киеве Грибоедов пробыл более десяти дней, неоднократно встречаясь с руководителями Васильковской управы. Совещания проходили, по-видимому, весьма бурно и в резких тонах. Руководители Северного общества отрицательно относились к «Белоцерковскому плану», а сам Грибоедов был убеждён, что без участия самого народа заговорщицкая тактика убийства царя сулит полный провал восстания. Именно тогда он сказал свою знаменитую фразу: «Сто прапорщиков хотят переменить весь государственный быт России. Я говорил им, что они дураки!»
Грибоедов отказался от поручения управы – доложить Ермолову «Белоцерковский план» и убедить его, чтобы он присоединился к нему или остался нейтральным. Грибоедов немедленно уехал в Крым, ни с кем не попрощавшись. 18 июня он приехал в Симферополь и остановился в гостинице «Афинская». Приехал в мрачном, угнетённом настроении, ни с кем не хотел разговаривать, встречаться. Но слава об авторе «Горя от ума» летела впереди него. Его затворничество было нарушено многочисленными посетителями, назойливо добивавшимися знаомства и приглашавших его в гости. Но Грибоедов почему-то не спешил с путешествием по Крыму. Целую неделю провёл он в этом «дрянном городишке», как он аттестует Симферополь. Спасаясь от непрошенных гостей, ежедневно бродил он по окрестностям города, побывал в пещере Кызыл-Коба, дважды взбирался на Чатыр-Даг. Здесь он любовался прекрасной панорамой, провёл ночь с пастухами и снова вернулся в Симферополь.
Только 28 июня он начал путешествовать по Южному берегу, остановился у Бороздина, две дочери которого были замужем за декабристами. 29 июня в его дневнике появляется первое упоминание об Олизаре, о котором более подробно мы скажем ниже.
Грибоедов тщательно осматривал археологические памятники на Ай-Тодоре и в Симеизе. Через перевал Мердвен Грибоедов добрался до Байдар, а отсюда в Балаклаву, где осматривал Генуэзскую крепость.
В Севастополе Грибоедов пробыл два дня, посещая развалины Херсонеса и Инкерманский пещерный город. Об Инкермане он замечает: «Самый фантастический город: представляю его себе снизу доверху освещённым вечером». Дважды посетил окрестности Херсонеса, обследовал, измерил и зарисовал археологические памятники и первый определил множество квадратов с фундаментами, как остатки пригорода античного Херсонеса, которые дореволюционные учёные ошибочно считали остатками лагерей времени осады Севастополя 1854 года.
8 июля Грибоедов вернулся в Симферополь, а на другое утро вновь пустился в путь, совершая экскурсии по пещерным городам.
13 июля Грибоедов снова в Симферополе и остается там, неизвестно почему, до 10 сентября, когда оканчивался отпуск и он должен был возвратиться на Кавказ. Тогда он совершил вторую часть путешествия по восточному Крыму. Судак, Отузы, Феодосию. Оттуда он направился в Керчь и на Кавказ.
Особенно понравились Грибоедову Судакская долина и Генуэзская крепость.
В заключение этого обзора остаётся ответить на недоуменный вопрос – почему Грибоедов вернулся в Крым мрачным, угнетённым, почему он, собираясь остаться в Крыму не боле трёх недель, на самом деле пробыл здесь почти полных три месяца? Что он здесь делал? Многие дореволюционные и советские учёные считали, что угнетённое состояние великого драматурга объясняется тем, что после написания «Горя от ума» у него исчерпался талант. Но это объяснение не выдерживает никакой критики.
Причина мрачного настроения Грибоедова в Крыму была иной. Академик М. В. Нечкина объясняет это состояние несогласием Грибоедова с «Белоцерковским планом» и отказом выполнить поручение к Ермолову, чем поэт поставил себя вне надвигающихся революционных событий. В результате им овладела тоска, он думал о потере достоинства, чести и даже подумывал о самоубийстве.
Но это не объясняет причины длительного пребывания именно в Симферополе, постоянные возвращения в Симферополь, недельные блуждания вокруг Симферополя до отъезда на Южный берег. На все недоуменные вопросы мы постараемся ответить, сопоставив ряд фактов из путешествия Грибоедова в Киев и Крым, знакомясь с его высказываниями и его перепиской.
Важные данные находим мы в польской научной литературе послевоенных лет – в исследованиях о жизни и творчестве Адама Мицкевича, о его пребывании в России, в частности в Крыму. Эти сведения мы находим в работе польского литературоведа Леона Гомолицкого «Дневник путешествия Адама Мицкевича в россиию 1824–1829 гг.» (Варшава, 1949). Гомолицкий, сопоставляя даты приезда Мицкевича и Ржевусского в Симферополь и на виллу Олизара близ Гурзуфа с поездкой Грибоедова в Гурзуф, доказывает, что они приехали все одновременно, но каждый отдельно. Встретились на вилле Олизара, которая стояла уединенно у подножия Аю-Дага и служила для конспиративных встреч представителей тайных обществ.
Сам Олизар – поляк, состоял в близких отношениях с декабристами. Мицкевич встречался с руководителями Северного общества и, по мнению Гомолицкого, получил от них какие-то задания к южным декабристам и польским патриотам. По мнению Гомолицкого, целью приезда Мицкевича и Ржевусского в Крым было совещание с Грибоедовым. На свидании на вилле Олизара были с одной стороны – Грибоедов и Оржицкий, а с другой – Мицкевич и Ржевусский.
Вполне вероятно, что предстояло ещё и другое свидание. Поэтому Грибоедов продолжал оставаться в Крыму, ожидая нового приезда Мицкевича. Грибоедов ждал до самых последних дней отпуска: до 10 сентября. А в октябре Мицкевич снова появился на вилле Олизара и долго и напрасно ждал Грибоедова. За это время Мицкевич создал свои замечательные «Крымские сонеты».
Известно, что Грибоедов, корме Мицкевича, встречался в Крыму с представителями Северного и Южного обществ: Н. Н. Оржицким, А. Н. Муравьёвым, М. О. Орловым, возглавившим Кишинёвскую управу Южного общества. Встречаясь с Оржицким, он вёл с ним политические разговоры. Орлов специально приехал в Симферополь именно для встречи с Грибоедовым, что видно из следующих строк его письма жене: «… наконец, нашёл Грибоедова». Они не раз встречались и даже собирались вместе поехать на виллу Олизара, чему помешала внезапная болезнь Грибоедова.
В итоге мы приходим к заключению, что Грибоедов, несмотря на своё угнетённое настроение, оставался в Крыму, выполняя задание руководителей Северного общества, здесь он встречался с рядом декабристов, приезжавших к нему, и с представителями польских революционных организаций. Будучи революционером-республиканцем, Грибоедов был непоколебимо убеждён, что революцию в России можно совершить только опираясь на народные массы. «Народы совершают революции», – утверждал великий писатель и революционер.
Свою ненависть к самодержавию, а вместе с тем сочувствие и любовь к осужденным декабристам Грибоедов сохранял в течение всей своей жизни.
Он находился с ними в переписке, помогал им материально, поддерживал их морально и смело ходатайствовал перед царём об облегчении их участи.

А. Полканов. 


Опубликовано: 

«Крымская правда», 17 января 1970 г., № 13 (13885), С. 3.

Почему А. С. Грибоедов назвал крымскую дачу Г. Ф. Олизара «участком».

2 января умер Густав Филиппович (Август) Олизар (1798–1865) – польский литератор, граф, общественный деятель.

Густав Олизар
(по мотивам рисунка
из альбома Орловых-Раевских).

Около 1824 года, по дороге из российской столицы на Кавказ, Олизар впервые оказался в Крыму. Прожив здесь некоторое время, он отказался продолжать свою поездку, приобрел землю вблизи горы Аю-Даг, в Артеке, и начал строительство дачи «Кардиятрикон». Именно это место и подразумевал А. С. Грибоедов, когда 29 июня 1825 года записал в своем дневнике: «…Участок Олизара».

Вопреки общепринятому мнению, приведенная заметка вовсе не доказывает того, что автор «Горя от ума» все же был на территории названной дачи и видел ее хозяина. Ведь в мемуарах Олизара имя Грибоедова даже не упоминается. Ни слова об общении с польским графом нет и в путевых заметках драматурга. Хотя, например, Адам Мицкевич, посетивший Артек летом того же года, не только вспоминается Олизаром (явно без опаски выказать факт их общения), но и сам пишет о хозяине дачи «Кардиятрикон».

По всей видимости, встречи Грибоедова с Олизаром просто не было. В противном случае заметка от 29 июня 1825 года выглядела бы совсем иначе. И прежде всего потому, что причины, вынудившие Олизара поселиться в Крыму, были достойны внимания любого автора – его желание уединиться вдали от столицы вызвала безответная любовь к Марии Николаевне Раевской. А появление дачи «Кардиятрикон» было связано с надеждой поляка на то, что когда-нибудь Раевская все же «посетит эти места и бросит на уединенного анахорета на Аю-Даге взор, полный сострадания» (Г. Олизар). Логично предположить, что такая сентиментальная история непременно впечатлила бы Грибоедова и, как результат, отразилась в его дневнике.

Внимание драматурга могло привлечь ещё одно обстоятельство – а именно, намерение Олизара возвести «Храм страдания» в честь возлюбленной. Неслучайно замысел строительства этого необычного сооружения поразил Кароля Качковского, посетившего «Кардиятрокон» в том же 1825 году.

Но, судя по всему, Грибоедов ничего не слышал ни о храме, ни о страда­ниях пана Густава. Поэтому и вместо формулы, которая использова­лась им для упоминания встреченных в дороге лиц (а именно лаконичных за­меток типа: «Муэдзин Селями-Эфенди», «Митрополит из Кефа­лоники», «Султан»), автор записал в дневнике: «…Участок Олизара». То есть сделал такую же помету, какие заносились в журнал 1825 года при обозначении многих объектов (но никак не людей), попадавшихся ему на пути: «Перовского дачка», «…Дача Офрена», «Сад Мордвинова», «…Дом Ревельота», «…Дом Снаксарева», «Лангов ху­тор».

Весьма показателен и контекст, в котором подается грибоедовская заметка об участке Г. Ф. Оли­зара. Вот она: «Парфенит, вправо Кизильташ, шелковицы, смо­ковницы, за Аюдагом дикие каменистые места, участок Олизара, шумное, однообразное плескание волн, мрачная погода, утес Юрзуфский, вид с гале­реи, кипарисники возле балкона; в мнимом саду гранатники, вправо море бес­предель­ное, прямо против галереи Аю…». Как видно, сначала путник описывает свою дорогу от Кучук-Ламбата, где останавливался на ночь, к Гурзуфу – через Партенит и Кызыл-Таш вдоль подошвы горы Аю-Даг (по правую сторону от моря). Затем в его походном журнале изображается вид с гале­реи одного из прибрежных домов и только потом – сад вблизи этого места (теперь уже по левую сторону от моря) и панорама окрестностей. Собственно же слова об олизаровском участке скорее отно­сятся к той части записей, где повествуется о движении Грибоедова к Гурзуфу (то есть до фразы о галерее), чем к другой, фиксирующей его приезд в это место.

Немаловажно еще одна деталь. В своих воспоминаниях Олизар утверждает, что обнес терри­торию собственной виллы стеной из камня, хотя и не уточняет, когда именно сделал это. Архивные документы указывают на то, что данная ограда была установлена уже к лету 1825 года, причем по всему периметру имения – «вплоть до подошвы горы Аю-Даг» (ГААРК). Пока не ясно, какую высоту она имела, зато известно, что ее протяженность составляла почти «семь сот шестьдесят пять са­жень» (ГААРК), то есть примерно полторы тысячи метров. Значит, хозяин дачи «Кардиятрикон» не жалел средства для того, чтоб оградить от любопытных глаз свой дом и стройку «Храма страдания». Причем стеной не только длинной, но, возможно, и вы­сокой. А это подтверждает, что любой путник, не ставший гостем пана Гус­тава, со стороны берега мог видеть лишь то, что и Грибоедов – то есть просто огороженный «участок».


Литература:
Минчик С. С. Грибоедов и Крым. Симферополь, 2011. С. 36–39.