А. С. Грибоедов в переписке с А. А. Бестужевым: республиканец, но не декабрист.

Этим днем, 22 ноября 1825 года, датируется одно из писем Грибоедова к Александру Александровичу Бестужеву – хотя и написанное драматургом на Кавказе, тем не менее, прямо связанное с обстоятельствами его поездки в Полуденный край.

Александр Александрович Бестужев
(из книги "Декабристы. 86 портретов").

Литераторы познакомились в середине 1824 года, но сблизились несколько позже – Бестужев сторонился Грибоедова из-за слухов о его неблаговидной роли в «дуэли четверых». Такая настороженность вскоре переросла в крепкую дружбу – отношения, которыми писатели дорожили до конца своих дней. «Благороднейшая душа!», – так отзывался Бестужев о создателе «Горя от ума» спустя три года после его гибели в Персии.

Сообщение от 22 ноября 1825 года – это не только единственное из сохранившихся до наших дней писем Грибоедова к Бестужеву (а таких наверняка было немало). Это еще и первый (!) среди известных на сегодня текстов автора, появившихся вслед за его приездом из Крыма. Неудивительно, что полуострову здесь все же уделено несколько слов.

«Оржицкий передал ли тебе о нашей встрече в Крыму?», – спрашивал Грибоедов у приятеля 22 ноября 1825 года. И далее: «Вспоминали о тебе и о Рылееве, которого обними за меня искренно, по-республикански». Долгое время считалось, что эти слова обнаруживали связь Грибоедова с революционерами, готовившими план цареубийства и вооруженный переворот. Ведь К. Ф. Рылеев, имя которого называется в данном письме, равно как и А. А. Бестужев – фигуры, причастность которых к подготовке мятежа была установлена еще Следственным комитетом. Да и случайно ли в общении с приятелем-декабристом Грибоедов употребил слово «по-республикански», будто подчеркивая свою принадлежность к тайному сообществу?

Письмом от 22 ноября 1825 года советские ученые подтверждали не только личную причастность драматурга к заговору. По их мнению, этот документ также указывал и на революционный характер писательского визита в Крым. Ведь о декабристах Рылееве и Бестужеве Грибоедов вспоминал именно на полуострове и именно в беседе с другим вольнодумцем – поэтом Н. Н. Оржицким. Однако такую позицию исследователей нельзя считать достаточно обоснованной. Дело в том, что в первой четверти XIX века производные от слова «республиканец» отнюдь не всегда подразумевали конкретную форму государственного правления (и тем более членство в тайных обществах) – зачастую они понимались «в смысле наличия у человека чувства независимости, ненависти к деспотизму, желания реформ» (В. В. Пугачев). В случае же с названным письмом одна из таких производных тем более теряет кажущуюся однозначность. Ведь Бестужев, Грибоедов и Рылеев (все – видные литераторы своего времени) были членами Вольного общества любителей российской словесности, также известного как «Ученая республика». А значит, вполне могли именовать себя «республиканцами», подразумевая лишь собственную принадлежность к ВОЛРС, – не более.


Литература:
Минчик С. С. Грибоедов и Крым. Симферополь, 2011. С. 30–31.

«Следствие пылких страстей ...»: к 195-летию «дуэли четверых».

В этот день, 12 ноября 1817 года на Волковом поле в Санкт-Петербурге состоялся поединок А. П. Завадовского и В. В. Шереметева – событие, получившее широкую известность как «дуэль четверых» («дуэль четырех», «четверная дуэль» и т. п.). 

А. С. Грибоедов на "дуэли четверых"
(кадр из фильма "Давид и Голиаф")

Одним из участников данного эпизода был Грибоедов, выступивший секундантом графа Завадовского. С последним юный драматург состоял в приятельских отношениях – находясь в столице, оба регулярно общались друг с другом и даже жили в одной квартире.

Постояльцем Завадовского Грибоедов был и в 1825 году: пребывая на Юге, автор «Горя от ума» останавливался в деревне Саблы, которую граф приобрёл у бывшего губернатора Тавриды А. М. Бороздина. Название этого места не раз упоминается в дорожных заметках Грибоедова, в том числе и в последней, за 12 июля 1825 года, на которой писательский дневник по сути и обрывается: «Приезжаю в Саблы, ночую там и остаюсь утро». А вот что сообщал драматург в начале письма за 9 сентября 1825 года, извиняясь перед С. Н. Бегичевым за свое двухмесячное молчание: «Я тотчас не писал к тебе по важной причине, ты хотел знать, что я с собою намерен делать, а я сам еще не знал, чуть было не попал в Одессу, потом подумал поселиться надолго в Соблах, неподалеку отсюдова».

Состоялась ли крымская встреча Грибоедова и Завадовского? По некоторым сведениям, почти сразу же после «четверной дуэли» последний «выехал за границу и жил в Лондоне», но как долго его не было в России, пока не совсем ясно. Известно только, что после смерти матери граф «переехал на постоянное жительство в Таганрог, где в 1850-х годах умер совершенно одиноким».

Современники вспоминали о том, что инцидент с Шереметевым сильно повлиял и на Грибоедова: подобно Завадовскому, он тоже решил покинуть свет и уединиться вдали от столиц. «Следствие пылких страстей и могучих обстоятельств…», – так называл А. С. Пушкин события, вынудившие драматурга навсегда изменить свою жизнь. Неудивительно, что визит в Саблы напомнил Грибоедову о причастности к «дуэли четверых», спровоцировав острый приступ ипохондрии и писательские мысли о самоубийстве.

Завадовский, судя по всему, мог отсутствовать в Крыму даже тогда, когда Саблы приобретались им у Бороздина. Во всяком случае, архивы подтверждают, что денежной стороной этого предприятия занимался не сам покупатель, а некто Иосиф Венецианович Кобервейн, выполнявший работу «уполномоченного по доверенности». В частности, в 1823 году именно этот комиссионер должен был предоставить в Таврическую палату гражданского суда направляемые «в казну за совершение купчей крепости на имение Саблы купленное графом Завадовским у генерал-лейтенанта Бороздина пошлинные деньги». А спустя два года похожими делами ведал уже главноуправляющий Саблинской экономией «капитан Карло Бойде». Причем делал это как зимой, когда требовалось вернуть «одесскому 1-й гильдии купцу Ивану Рубо 10 000 руб. денег», некогда занятых им графу Завадовскому, так и летом 1825 года, разбираясь с принадлежащими «отставному майору Розе 16 000 руб.».

Как бы привлекательно не выглядела идея о крымском свидании участников «двойного поединка», надлежит признать, что летом 1825 года, то есть тогда, когда на Юге все еще находился Грибоедов, Завадовского тут вовсе могло и не быть. Как видно, имением Саблы он руководил посредством доверенных лиц и, видимо, делал это на расстоянии. Что же касается обитателей этой деревни, которые могли встретиться с автором «Горя от ума», то с куда большей вероятностью к их числу можно отнести управляющего Карло Бойде (в официальной документации его также называли Карлом Карловичем Бойдом), нежели самого Завадовского.

Крайне любопытным кажется еще один архивный документ. Известно, что 24 февраля, 10 марта и 3 июня 1825 года Симферопольского градская полиция направляла в канцелярию нижнего земского суда рапорт, касающийся «жительствующего в экономии г. Графа Завадовского в Саблах отставного поручика Попеля». Суть данного материала сводилась к рассмотрению дела «о купленных оным Попелем пары пистолетов кои оказались принадлежащими Султану Крым Гирею и им от Попеля отобраны потому, что у него Крым Гирея из дому уварованы». Пока не ясно, имеет ли данное обстоятельство какое-либо отношение к «четверному поединку». Но тот факт, что накануне грибоедовского визита в Саблы деревня графа Завадовского становится местом, где разворачивается настоящая интрига, связанная с дуэльным (?) комплектом огнестрельного оружия, не может не привлекать внимания.


Литература:
Минчик С. С. Грибоедов и Крым. Симферополь, 2011. С. 95, 97.

А. С. Грибоедов в гостях у «полумилорда». Памяти М. С. Воронцова.

В этот день, 6 (18 по н. ст.) ноября, в Одессе умер князь Михаил Семенович Воронцов (1782–1856) – видный российский военачальник и государственный деятель.

Малоизвестный портрет М. С. Воронцова
(из книги "Тридцать девять портретов").

Вдобавок к своему знатному происхождению Воронцов был крайне предприимчивым человеком («полумилорд-полукупец» – так называл его А. С. Пушкин в одной из своих эпиграмм), сильно преуспевшим в деле экономического преобразования Юга страны.

Занимая должность генерал-губернатора Новороссии (с 1823 по 1854 годы), Воронцов часто и подолгу бывал в Крыму, много делая для его хозяйственного развития. На полуострове ему принадлежало несколько имений, одно из которых – гурзуфское – во время своей поездки в Полуденный край посетил и А. С. Грибоедов.

К пребыванию драматурга в крымской усадьбе Воронцова относятся такие строки из дневника его путешествия (по дороге от Кучук-Ламбата в сторону Балаклавы): «В мнимом саду гранатники, вправо море беспредельное, прямо против галереи Аю, и впереди его два голые белые камня». И здесь же: «Отобедав у Манто (у жены его прекрасное греческое, задумчивое лицо и глаза черные, восточные), еду далее; Аю скрывается позади».

Эти слова записаны Грибоедовым 29 июня 1825 года, то есть в тот же день, когда на страницах его крымского дневника упоминается ещё один местный землевладелец – Густав Олизар, хозяин виллы «Кардиятрикон». На основании этого совпадения в науке утвердилось мнение о том, что путевые заметки писателя об окрестностях горы Аю-даг относятся не к дому Воронцова в Гурзуфе, а к даче Олизара в Артеке, где Грибоедов якобы встречался с русскими и польскими революционерами.

Версия о причастности автора  «Горя от ума» к тайным переговорам у графа Олизара, несмотря на свою популярность среди ученых, является недостаточно обоснованной. Она противоречит многим источникам и достоверным фактам – некоторые из которых непосредственно связаны с текстом грибоедовского дневника.

Во-первых, в заметке путешественника от 29 июня 1825 года упоминается некий Манто, в обществе которого Грибоедов, как следует из его путевого журнала, «отобедал». Похоже, что этим загадочным, но гостеприимным собеседником писателя мог оказаться лишь Матвей Афанасьевич Манто – капитан Балаклавского пехотного батальона, служивший в крымском хозяйстве М. С. Воронцова управляющим. Также представляется возможным установить и точное имя его супруги: если верить архивам, женщину, чья внешность так сильно привлекла русского драматурга во время странствия, звали Софией.

Наконец, в той же заметке автор дневника вполне определенно назвал того, в чьей компании «отобедал», то есть капитана Манто. А ведь если бы Грибоедов все же посетил имение графа Олизара, то свою трапезу наверняка разделил именно с ним, не преодолевая лишний путь от Артека до Гурзуфа (расстояние от Кучук-Ламбата до «Кардиятрикон» несколько меньше, чем до усадьбы Воронцова). Но именитого странника, как видно из дневника 1825 года, угощал вовсе не Олизар – значит, и свою дорогу из Кучук-Ламбата в Гурзуф он проделал без остановки в Артеке.

Разумеется, Грибоедов не был первым вояжером, посетившим гурзуфский дом Воронцова. Но именно его пребывание в этом месте могло оказаться далеко не случайным – ведь у Гурзуфа новороссийский генерал-губернатор выделил участок для дачи командарма А. П. Ермолова, под началом которого автор «Горя от ума» и служил на Кавказе.


Литература:
Минчик С. С. Грибоедов и Крым. Симферополь, 2011. С. 40–41.