И. Н. Медведева о грибоедовской поездке в Крым.

В этот день, 29 июля родилась Ирина Николаевна Медведева-Томашевская (1903–1973) –советский филолог, автор работ по истории русской литературы.

Ирина Николаевна Медведева
(из фондов Музея А. С. Пушкина в Гурзуфе).

Медведева любила бывать в Крыму. Неудивительно, что этому краю ученый посвятила отдельную книгу – сборник очерков «Таврида», в одном из которых («Странствия в прошлое») рассказывается и о визите Грибоедова на Юг.

Ныне ставшая библиографической редкостью, книга Медведевой вышла в свет в 1956 году. Идеи, связывающие крымскую поездку автора «Горя от ума» с деятельностью декабристов, тогда лишь обретали свой авторитет в науке. По этой причине «Таврида» оказалась единственным заметным исследованием советских лет, где визит Грибоедова на Юг не осмысливался в историко-политическом ключе – имена заговорщиков здесь даже не упоминаются, а все события поездки рассматриваются в свете творческих установок мастера.

С удовольствием рекомендую гостям моего блога одну из глав очерка «Странствия в прошлое».

* * *

В 1825 году, через пять лет после Пушкина, Крым посетил другой поэт, автор незадолго до того нашумевшей комедии «Горе от ума» – Александр Сергеевич Грибоедов.
Целью Грибоедова было обозрение природы и памятников Тавриды. Собираясь в путь, он прочел несколько книг, которые могли ему дать понятие об истории края. В пути он не расставался с книгой Палласа, служившей для него лучшим справочником и путеводителем. Выбирая маршруты, он отчасти следовал за этим неутомимым ученым. Паллас приучал к пониманию связи природы и истории, его суждения об археологии были столь же значительны, как изыскания географические.
Осмотр полуострова Грибоедов начал от Перекопского рва. Из Симферополя отправился он вверх по Салгиру, исследовал склоны и вершины Чатырдага Демерджи, осмотрел Алушту и ее окрестности и объехал весь южный берег. Особое внимание уделил он севастопольским бухтам, Херсонесу и Инкерману. Он не боялся отчаянных тропок и нехоженых путей и поэтому видел места, peдко посещаемые, – так в различных направлениях пересек он долины Бельбека, Качи, Альмы, видел каралезские дебри, Черкес-Кермен и Татар-Кой. Он закончил свои первый осмотр Бахчисараем, Чуфут-Кале и пещерным городом Тепе-Кермен, который посетил дважды.
Вернувшись в Симферополь, Грибоедов отправился на восточное побережье через Карасубазар и Эльбузлы. Знаменитая «Афинейская долина» и судакские скалы являлись главной целью его второго маршрута. Отсюда он поехал в Феодосию через Козы и Отузы. Крымское путешествие закончилось. Таманью он должен был возвращаться на место своей службы, в Тифлис.
Хорошо зная Кавказ, Грибоедов сравнивал с ним Тавриду и отнюдь не был разочарован. Он писал своему другу Бегичеву: «Здесь природа против Кавказа всё представляет словно в сокращении ... душа не обмирает при виде бездонных пропастей... Зато прелесть моря и иных долин: Качи, Бельбека, Касикли-Узеня* и проч. ни с чем сравнить не можно».
*В академическом издании Грибоедова. т. III, стр. 177 написано: «Касипли-Узень». Такой речки в Крыму нет. Речь идет о реке, протекающей у Инкермана. Она называется Казыклы-Узень за большое количество запруд, которые здесь были. Русские называли эту речку Черной, что, по-видимому, соответствовало старому греческому названию.

Грибоедов любил внезапность впечатлений и предпочитал места, еще «не открытые» путешественниками. Так, Байдарская долина не произвела на него сильного впечатления, потому что была «слишком прославлена».
Он путешествовал не так, как обычно ездили люди его круга. С ним не было обильной поклажи. Он не хотел иметь спутников и выбирал самые отчаянные тропы, по которым двигался на местной лошадке, налегке, в сопровождении неизменного слуги своего Александра Грибова и одного проводника. Он поднимался по диким склонам Чатырдага, «растирая ногами душистые травы». Добравшись до вершин, он оставался среди пастухов, которые угощали его бараниной из  закопченного котла и делились с ним каймаком.
«Низменная даль была подернута непроницаемою завecoю», в разрыве плывущих по небу туч виднелось синее небо. «Увитый облаками», Грибоедов лежал, положив под голову седло, и прислушивался к печальным звукам волынки и блеянию овец.
Наутро с зубцов Чатырдага он видел почти весь полуостров. С одной стороны начинался «стремительныйспуск к югу, пологий к северу, обрыв к Альме, дебрь... С другой – ...Севастополь, Бахчисарай, Саблы, белые меловые горы, правее – Салгир, Акмечеть, еще далее Козлов и море, между всем этим... Справа Зуя, Карасубазар ... задняя, пологая часть восточной Яйлы, часть Азовского моря голубою полосою окружает с востока степь и дол до Перекопа. Слева западная часrьзадней Яйлы, Св. Нос к Балаклаве чернеется. Оборотясь назад – мope, даль непомерная, с запада спускается к нему Яйла, из-за ней Кастель, прямо Алушта, к востокуберег изгибом до Судака, выдавшегося далеко в море… за Судаком Карадаг и проч.».
Так топографически точно записывает Грибоедов свои «Путевые впечатления». Записи очень коротки, но достаточно полны. Всё путешествие умещается менее чем на двадцати страницах. Иногда прибегает Грибоедов к сокращениям, неполной фразе, маленьким чертежам или рисункам, заменяющим слово. Но кое-где сухие описания и перечни перемежаются в записях живописными мазками, которые должны дать представление о красках этой земли, о синеве моря и многоцветности гор. Инoгдa Грибоедов считает нужным показать общий колорит, он отмечает особo какую-нибудь «розовую полосу над мрачными облаками, игру вечернего солнца», яркую светотень где-нибудь в Иосафатовой долине, «в то время как погружается она в сумерки и над ее тенями природа разбивает шатери он светозарен от заходящего солнца».
В быстрых, легких переходах от описания к описанию,  коротких, резких характеристиках и суждениях, автор «Горя от ума» остается верным своей художественной мaнepe.
Главным, интересом Грибоедова в его странствиях по Тавриде было «сближение своей жизни последнего пришельца с судьбою давно отошедших». Другими словами он хотел видеть эту зeмлю глазами историка и поэта.
Он останавливался с величайшим интересом перед руинами античных храмов, генуэзскими надписями и памятниками «мунгальского* владычества».
*То есть татарского.

Но древний Сурож и Корсунь заняли особое место в его обозрении. Здесь его воображению представились соотечественники, судьбы которых были связаны с Тавридой.
Эти страницы отечественной истории были еще совсем темными и тем более увлекательными.
Грибоедов выехал из Балаклавы и направился «кверху бyхты», чтобы увидеть отсюда «как нa ладони» Севастополь и весь Гераклиевский полуостров. Целью его, как и всех путешественников, был Херсонес, который впрочем именовал он не иначе как Корсунью. Описывая в путевой тетрадке открывшуюся здесь панораму, он отметил: «NB. Воспоминание о В. К. Владимире».
Знаменитый Xepсонec и великолепные бухты Ктенуса являлись «поистине землей классической». Воспоминания об античном мире, который сохранил здесь еще свои очертания, в виде остатка колонн, стен и мостовых арок, – вытесняли у путешественников мысли о временах более близких и событиях для России, знаменательных. Грибоедов был первым, кто вспомнил о  пребывании под этими стенами славных русских дружин.
Было начало июля, та самая пора, когда киевский князь Владимир начинал осаду Корсуни. Стояла жара, но склоны гор еще не успели поблекнуть, и трава была зелена, особенно у берегов речки Черной, поросшей у инкерманских высот темным, густым камышом. Но в местах не затененных были выжженные солнцем пятна, желтевшие среди яркой травы. Море в заливах было особенно синим и тихим.
Грибоедов стоял нa высоте меж двумя бухтами: Песочной и Стрелецкой и воображал на этом же месте стоящего князя Владимира. Отсюда было хорошо видно всё, что происходило в Корсуни и далее на склонах инкерманских холмов. Вблизи на «пологом возвышении к древнему Корсуню» видны были «древние фундаменты, круглые огромные камни и площади. Нe здесь ли витийствовали херсонцы, живали на дачах и сюда сходились на совещания?» Было нечто необыкновенно волнующее в том, что он, Александр Сергеевич Грибоедов, видел сейчас те же горы и море, что и pycский князь за тысячу лет до него. Им обоим – Грибоедову и князю – были видны за холмами Инкермана «верхи западной
Яйлы, очерчивающей горизонт как по обрезу», и Чатырдаг, который «левее и почти на одной черте с городом особится от всех, как облако». Оглянувшись назад, Грибоедов видел высокие насыпи, на которых стояли византийские здания. Здесь у разбитой стены Корсуни был холм, насыпанный русской дружиной. Заглянув в свои выписки из летописей, Грибоедов прочел повествование Нестора о том, как: «Корсуяне подкопаше стену градскую крадяха сыпленную переть и ношаху себе в град, сыплюще посреди града и воины Владимировы присыпаху более».
Судак-Солдайя – русский Сурож, на восточном побережье, тaкже притягивал к себе Грибоедова, как стены древнего Корсуня.
Грибоедов отправился в это паломничество один, отвязавшись от неизменного Александра Грибова, который мешал ему своей болтовней. «Кто хочет посещать прах и камни славных усопших, не должен брать живых с собою. Поспешная и громкая походка, равнодушные лица, и пуще всего глупые ежедневные толки спутников часто не давали мне, забыться», –  писал Грибоедов. Он ожидал сильных впечатлении от «сольдайских руин» И взошел к ним «мирно и почтительно».
В то время еще была цела нижняя крепостная стена с остатками рва и обломками башен и часть верхней крепости с «замком»*, увенчивающим пик отвесной скалы. Сюда-то и поднялся Грибоедов, «цепляясь по утесу, нависшему круто в море». Отсюда открывался широкий горизонт – узорчатая линия восточных береговых мысов, черные утесы, заслоняющие западный берег, прекрасная Судакская долина и лесистый склон горы Перчем. Но Грибоедов, стоя здесь, «не приморскими видами любовался, а перебирал мысленно многое, что слыхал и видел». Здесь, в этих стенах и за пределами их, в пространной долине «усел город». А было время, – сюда «стекались купцы и странники из всех частей света». Иные из них здесь оседали, обзаводясь землями и суденышками. Жизнь Сурожа была шумна, пестра, своеобычна. Город рос и богател, увы, «чтобы наконец он был взят на щит рассвирепевшим неприятелем**, и груды камней одни бы свидетельствовали о прежней величавой его жизни».
*Так именовали верхнюю башню, сохранившую признаки жилья и церкви с остатками росписи.
**Сурож был уничтожен одним из вождей Золотой Орды – Ногаем в 1298-1299 гг. Горожане держались мужественно и почти все погибли.

Грибоедов воображал Сурож таким, кaков он был в XIII веке: городом многих наций. Его волновали русские корни в Тавриде, древние связи, исконное тяготение русского народа к берегам Черного моря.