Крымская грибоедовиана академика М. В. Нечкиной.

В этот день, 25 февраля, родилась Милица Васильевна Нечкина (1901–1985) – советский ученый, член Академии Наук СССР, видный специалист по истории революционного движения в России XIX века.

Милица Васильевна Нечкина
(из журнала "Отечественные архивы", 2004, № 6). 

Особое место в творческом наследии академика занимают работы об авторе «Горя от ума». Монография Нечкиной «Грибоедов и декабристы» (1947 г.) не только выдержала два переиздания (в 1951 и 1977 гг.), но и стала самым объемным из всех когда-либо напечатанных трудов о писателе-дипломате. Содержание же этой книги и вовсе предопределило общий дух отечественного грибоедоведения. Именно к наблюдениям и выводам М. В. Нечкиной восходят работы крупнейших филологов-исследователей жизни и творчества драматурга: С. М. Петрова, В. Н. Орлова, В. П. Мещерякова и С. А. Фомичева.

Отдавая должное значению крымской поездки для А. С. Грибоедова, академик писала и о ней. Правда, интерес М. В. Нечкиной к данному событию ограничивался лишь его рассмотрением в свете контактов писателя с деятелями революционного подполья: сначала в Киеве (с М. П. Бестужев-Рюминым, А. З. Муравьевым, С. И. Муравьевым-Апостолом и С. П. Трубецким), а затем и в Крыму (с Н. Н. Оржицким, М. Ф. Орловым, Г. Ф. Олизаром, Хенриком Ржевуцким и Адамом Мицкевичем).

Связующим звеном киевского и крымского этапов странствия Грибоедова академик Нечкина считала его крымскую «ипохондрию». По мнению историка, сильный приступ внутреннего напряжения, охвативший драматурга на полуострове, был вызван его разногласиями с членами Южного тайного общества.

Еще в Киеве, то есть почти в самом начале своего путешествия, Грибоедов якобы был перехвачен заговорщиками, которые могли склонять его к участию в подготовке цареубийства уже летом–осенью 1825 года. Драматург же, предвидя крах заговора, отверг предложения декабристов и погрузился в глубокую депрессию, осознав «себя вне надвигавшихся» революционных преобразований. Вот почему М. В. Нечкина убеждена в такой последовательности событий: «Сначала киевское свидание, потом страшный приступ тоски с мыслью о самоубийстве».

Однако факты, указывающие на обусловленность данного приступа визитом литератора в деревню Саблы, позволяют усомниться в правоте академика. Более того, подчеркивая безосновательность ее избыточного внимания к вопросу о контактах писателя с южными заговорщиками, эти факты закономерно открывают и другие перспективы – в том числе для переоценки выводов Нечкиной по теме «Грибоедов и декабристы» вообще.

Литература:
Минчик С. С. Грибоедов и Крым. Симферополь, 2011. С. 74, 108–109.

«Последний декабрист» Д. И. Завалишин и грибоедовский вояж на Юг.

В этот день в Москве скончался Дмитрий Иринархович Завалишин (1804–1892) – русский литератор и революционер.

Дмитрий Иринархович Завалишин
(из книги "История русской Америки").

Завалишин прославился не только как деятель оппозиционного движения в России и «последний декабрист», переживший всех остальных участников заговора. Широкую известность он приобрел и как публицист, автор любопытных воспоминаний о современниках – в том числе об А. С. Грибоедове.

Вот что писал Завалишин о поездке драматурга на Юг: «…Наблюдения в Киеве и в Крыму, относящиеся к русской истории, были деланы Грибоедовым по просьбе Петра Александровича Муханова, постоянно и специально занимавшегося (даже и впоследствии в каземате) исследованиями относительно древней русской истории; это сказывал мне сам Муханов».

Несмотря на то, что Д. И. Завалишин напечатал свои записки уже в преклонном возрасте, а достоверность его воспоминаний как источника нередко ставится под сомнение, процитированные слова нельзя обходить стороной.

Определенные сведения о грибоедовской поездке на Юг мемуарист действительно мог получить от Муханова – оба сблизились на каторж­ном поселении, где оказались вследствие приговора по делу о тайных обществах. Были у Петра Александровича и соот­вет­ствую­щие увлечения. «...Окончив Му­равьевское училище, он тяготел к научной деятельности в области российской истории и статистики», – а после обвинительного приговора даже читал другим осужденным (в так называемой «каторжной академии» в Чите) лекции по истории России. Но значит ли это, что Муханов, приходивший Грибоедову дальним родственником, все же просил его о какой-то услуге накануне визита писателя в Крым?

Во-первых, Завалишин не утверждает, будто Муханов обратился к своему родственнику именно за помощью. Мемуарист лишь упоминает о некой просьбе, которая и вовсе могла не касаться исследовательской работы Грибоедова. Ведь известны такие слова драматурга, тоже связанные с его путевыми заметками: «Ни строчки моего путешествия я не выдам в свет, даром что Катенин жалеет об этом и поощряет меня делать замечания». Ясно, что здесь автор подразумевает рекомендации и некие просьбы своего товарища. Следовательно, и обращение Муханова, долгое время и с большим увлечением занимавшегося историей, могло заключаться именно в том, чтобы «поощрять» Грибоедова в его работе с источниками по соответствующей тематике (а возможно, и содействовать ему нужными советами).

Во-вторых, сам П. А. Муханов, служивший в Киеве под руководством генерала Н. Н. Раевского, располагал куда большими возможностями для изучения материалов по древнерусской истории (в первую очередь, из-за доступности соответствующих артефактов и первоисточников). Доказательство тому – работа «Описание древностей, найденных в Киеве в 1824 году», которая была написана Петром Александровичем всего за год до поездки Грибоедова на Юг.

Да и мог ли привлекать Муханова именно Крым в свете его интереса к древнерусской истории? 31 января 1824 года он писал К. Ф. Рылееву: «…Изменилось ли твое намерение путешествовать по южной части России, и когда едем мы в Крым». И далее: «…Тешу себя мыслью, что мы будем вместе вскарабкиваться на крымские утесы, купаться в целительной грязи, – я для истребления фрянок, а ты для компании». Таврида, как видно из приведенной цитаты, если и занимала воображение Муханова, то совсем по иной причине.

Наконец, не похоже, что свои заметки (как из «Desiderata», так и из крымского дневника) автор «Горя от ума» вообще мог делать по чьей-либо просьбе. Наоборот, все они четко соотносятся с тем спектром интересов, которые волновали именно Грибоедова – в том числе, в связи с его работой (1823–1825 гг.) по изучению разнородных книг о Великоросии, Малоросии и Тавриде, отразившейся все в тех же дезидератах .

Итак, свидетельства Завалишина о крымском путешествии Грибоедова не следует отвергать полностью. Вполне возможно, что Муханов-младший действи­тельно рассказывал каторжному декабристу о некоем разговоре с автором «Горя от ума», в котором упоминался визит последнего на Юг. Однако подлинный смысл его «просьбы» к родственнику в действительности мог быть каким угодно. Не вызывает сомнений лишь одно: готовясь покинуть столицы, Грибоедов тщательно обдумывал и обсуждал план своего путешествия – причем не столько с близкими, сколько с компетентными людьми.

Литература:
Минчик С. С. Грибоедов и Крым. Симферополь, 2011. С. 120–124.